Всеволод Болдырев - Зарницы смуты

— Я согласен с ними. Башни — ловушка, а не убежище. Вот только куда бежать? В Клэйтон?

— Нет, — в разговор вмешался Деррик. — Столица слишком близка к югу и Хехору в частности. Я бы советовал плыть в Верфи или Даргон, но вряд ли капитан согласится на это.

— Можно высадиться где-нибудь на Хладном Рубеже. — Мне та местность была хорошо знакома — много читал о ней в «Хроносе» и даже видел пару карт.

— И то верно, — согласился Тарий. Он повел нас обратно к пристани. — Оттуда до Хеленнвейса рукой подать.

Я остановился. Какое-то странное сияние пробивалось из-подо льда у берега. Словно тонкая, едва различимая паутина, вокруг которой дрожал воздух.

— Эй, что с тобой? — спросил взволнованно Мелгер. — Ты… почувствовал что-то?

— Не знаю. Обрывки плетений вижу.

— Где? — коротко бросил Призрак.

— У берега, возле самой насыпи.

Он спустился к замерзшей воде, опираясь на обломок чьей-то пики, подобранный с земли. Двигался Деррик ловко, словно не опустошил в одно горло пару фляг. Следом спускался Тарий — меч ему изрядно мешал, сапоги скользили по оледенелым булыжникам, но грандмастер отлично сохранял равновесие. Я бы так не смог.

— Там труп, — пояснил Призрак. — Сейчас попробую сломать корку…

Лед долго не поддавался, Тарию даже пришлось пусть в ход меч, чтобы сладить с ним. Наконец, пробив широкую лунку, Деррик, с помощью грандмастера и Мелгера, вытащили тело на берег. На трупе была грубая коричневая куртка с капюшоном, ноги перебиты чуть повыше коленей, руки превратились в обгоревшие обрубки.

— Странно, — Тарий шумно втянул носом воздух. — Вони почти нет. Да и не раздулся он совсем! Только лицо немного рыбы объели.

Я старался не смотреть на мертвеца, а разглядывал его ауру.

— Смотри-ка, у рта — обрывки ниток, — хмыкнул Деррик. — Рот ему зашили, что ли? Бред какой-то.

— Ты прав, бред, — покачал головой грандмастер. — Но над верхней губой рядок шрамов. Стяжки, чтоб меня!

— Нехорошее дело, — Призрак встал, вымыл руки в холодной воде. — Уверен, что тело утащили с поле боя и сбросили в воду намеренно. Мертвец обожжен, а следы от взрывов отсюда далековато. Кто-то не хотел, чтобы труп обнаружили.

— Не вижу логики, — не согласился с ним друг. — Зачем?

— Спросим у магов — они-то все знают! Но сдается мне, что у простых людей аура не столь богата, правда, Моркос? Вдруг этот мешок с костями — колдун? Ну-ка, ребятки, поторопимся! Отвезем его в башни, пока не начал вонять.

Мы смастерили волокуши из копий и обломков бревен, бросили на них тело. Тащить по льду мертвеца было легко, по подтаявшему снегу и камням — гораздо сложнее.

«Неужели среди солдат есть предатели, — думал я, поправляя ремень упряжи на плече. — Если так — наше дело плохо…»

— Спасибо, — Валиадо принял из рук чумазой девчушки деревянную миску желто-зеленой бурды, именуемой местными супом.

На вкус он оказался еще хуже, чем на вид, но Матери перечить нельзя. Она и палкой по хребтине перетянуть может, и оплеуху влепит, если что не по нраву придется. Кукловод видел, как эта женщина задала трепку двум верзилам, ограбившим хромую старушку на улице. Те едва ноги унесли! Знахарка стряпала снадобья за большой и, без сомнения, дорогой ширмой из бамбука и лакированной бумаги. Можно было бы попытаться незаметно вылить помои на пол, но от взгляда суровой женщины ничего не укроется. Так что пришлось съесть варево — благо от жидкости бодрости прибавлялось, — и даже начисто вытереть дно и стенки миски кусочком плохо пропеченного хлеба.

Он лег на спину и до самого подбородка натянул шерстяное одеяло. Выздоровление отнимало последние силы, приходилось подолгу валяться в кровати, чего кукловод никогда в жизни не делал, и бездельничать днями напролет. Так уж сложилось, что с детства Валиадо большую часть своих дней проводил в дороге. Деревенский быт не устраивал его, а, скорее, даже раздражал. Ведь помогать отцу на мельнице — далеко не самое лучшее и интересное занятие для любознательного мальчишки десяти лет от роду. В те годы Валиадо больше нравилось вырезать из дерева и камня куклы. Рыцари, колдуны и прекрасные девушки соседствовали на подоконнике с жуткого вида мутантами и мифическими чудовищами. При тусклом свете лампы, сидя на чердаке в окружении мешков с зерном и мукой, Валиадо разыгрывал целые истории, полные трагической любви, ненависти, предательства, вечного счастья и смертей… Тогда они казались ему гораздо реальнее самой жизни! Их было много, они никогда не повторялись, как и в настоящем, невымышленном мире. Когда Валиадо стукнуло пятнадцать лет, впервые проявил себя дар. Жизнь мельничьего сына изменилась окончательно и бесповоротно. Он ушел из дому, стал кукловодом; им и оставался до злополучного вечера в трактире «Слива Абаса». А сейчас… сейчас Валиадо превратился в испуганного зайца, за которым гонится стая голодных волков. Но заяц хоть может скрыться, убежать от серых преследователей, в конце концов! У него такой возможности нет. Куда ни беги, в какую нору ни забейся — убийцы, пришедшие в обжитые земли по его душу, найдут везде.

Странно, но среди нищих кукловод чувствовал себя хоть немного защищенным. Риасс, перед тем как вернуться в район богачей, рассказал ему о вооруженных голодранцах, наблюдающих за улицами трущоб с крыш. Тайно пробраться к вотчине Матери не удастся даже самому ловкому и опытному убийце. Правда, никто не знал истинных возможностей хозяев юга…

Ларт пропал надолго. За последние десять дней появлялся лишь раз — принес большой бумажный сверток с копчеными колбасками, кукурузными лепешками и медовыми коврижками. Где он все это время обретался, не рассказывал. Валиадо особо не переживал за Клогарта и лекаря, но так как громадным количеством друзей похвастать не мог, чувствовал себя брошенным. Мать с ним почти не разговаривала, оборванцы сторонились, а единственной, кто удостаивал его вниманием, была ученица хозяйки трущоб. Захария, пухленькая девушка, в грубом домотканом платье и с коротко остриженными волосами каштанового цвета, ухаживала за кукловодом. Но вот ведь незадача — за десять дней она не произнесла ни слова. В общем, жизнь превратилась в болото.

«Что ж, по крайней мере, я все еще жив, — подумал кукловод, глядя на влажные шкуры высоко над головой. Он встал. Ноги держали плохо, даже легкий порыв ветра грозил повалить обратно на ложе. — Большое достижение…»

— О! А это кто здесь у нас такой бодрый? — Риасс стоял, подбоченившись, и критически разглядывал Валиадо. — Я, кажется, запретил тебе шевелиться.

— У меня задница затекла, — устало отмахнулся кукловод. — Попробовал бы сам полежать в одном положении денек-другой… Каждая косточка ноет.