Ричард Бэккер - Великая Ордалия

Но как всё может быть настолько просто? Как быть с Безупречной Благодатью?

Как может ребенок противопоставить что-либо вторжению Бога?

Нет. Тут есть какая-то хитрость, какая-то уловка…

Должна быть!

Но…Но…

Он услышал щелчок дверного замка и скрип нижнего шарнира, говорящий о том, что створка распахнулась. Этот звук вырвал из его груди сердце.

Нариндар продолжал смотреть вперед как и прежде, взгляд его, казалось, лишь случайно наткнулся на вошедшего — так же, как рука случайно натыкается на катящееся по столу яблоко. Мальчику достаточно было услышать шуршание кружев, чтобы понять кого принесло.

Телиопа.

Она появилась внизу сиянием шелка, сверкающим, особенно в сравнении с безмолвно наблюдающим за ней убийцей, видением. Его сестра смотрела на Иссирала без малейших признаков страха и вполне могла бы владеть ситуацией, не будь рядом с ней человека, источающего столь чудовищный ужас. Несмотря на мокрые пятна, по-прежнему видневшиеся на её талии, не было заметно никаких признаков того, что не более стражи назад она бежала от него в слезах. Она просто разглядывала нариндара с явным любопытством…

И производила впечатление человека, достаточно опасного, чтобы позволить себе это.

Юный имперский принц, замерев без движения, наблюдал за ними.

— Я должна знать-знать о том, что ты меня ждешь? — поинтересовалась она своим обычным тоном.

— Да, — ответил нариндар.

Его голос был одновременно и обыденным и сверхъестественным…как у отца.

— И что же, ты решил, что сумеешь, положившись на свои способности, одолеть Анасуримбора?

Почти обнаженный человек покачал головой.

— В том, что я делаю нет никаких способностей.

Пауза, краткая, но более чем достаточная. Мальчик видел как потускнел, а потом вновь обрел ясность взор Телиопы, когда она скользнула в вероятностный Транс, а затем вышла из него.

— Потому что способностей вообще ни у кого не бывает, — молвила она.

Голубоватый свет, лившийся из-за двери, заострил его черты, сделав его каменную недвижимость ещё более непроницаемой.

— Я умру? — спросила Телли.

— Даже сейчас я вижу это.

Странный жест, которым он будто поместил что-то в точку, на которую указывал, напомнил Кельмомасу древние шайгекские гравюры.

Его сестра подобрала юбки и взглянула себе под ноги — туда, куда указал убийца. Сердце мальчика заколотилось. Телли!

— И что, я уже мертвец?

Отодвинься!

— Кем же ещё тебе быть?

Отодвинься, Телли! Сойди с этого места!

— А ты-ты? Кто же ты?

— Просто тот, кто был здесь, когда это случилось.

Впоследствии он решил, что это началось мгновением раньше, когда они ещё разговаривали. Нечто вроде надувшегося пузыря… поддавшегося острию ножа и лопнувшего.

Предвечный молот ударил из под земли, казалось, сразу по всему лику Творения. Мальчика тряхнуло, он свернулся как подброшенная в воздух змея. Всё вокруг ревело и шаталось. Иссирал опустился, припав к лону подземной бури. Рядом с ним, как упавшие занавески, рушились вниз пласты кирпичной кладки. Телиопа, беспокойно оглядываясь, запнулась, а затем исчезла в каменном крошеве и облаках пыли.

Обхвативший руками голову Кельмомас услышал громкий треск огромных балок.

А затем земля успокоилась.

Он держался за голову до тех пор пока рев не утих, сменившись гулом и легким свистом.

Когда он, наконец, осмелился оглядеться — всё вокруг было заполнено сероватым, пыльным сумраком — он видел только, что и сама решетка и та часть стены, где она была установлена, обрушились. Он закашлялся и взмахнул руками, осознав что лежит на краю провала, в который упала его кровать, теперь оказавшаяся этажом ниже. Нариндара нигде не было видно, хотя та часть пола, где он стоял, осталась целой. Он слышал, как кто-то громко возглашал раз за разом то ли славословия, то ли молитвы. Слышал в отдалении крики тех, кто пытался восстановить подобие порядка.

Отрывистый женский вопль пробился откуда-то снизу, пронзив Священный Предел.

Анасуримбор Кельмомас спустился вниз на усыпанный обломками пол своей комнаты. Повернувшись, он уставился на искалеченные останки старшей сестры. Она лежала лицом вперед — так, как при падении вывернуло её голову, опершись безжизненной рукой на пол, словно пытающийся подняться пропойца. Её волосы, зачесанные назад спутанными льняными прядями, были сплошь покрыты известью. Кельмомас приблизился к ней, с каждым шагом смаргивая с глаз всё новые слёзы. Он задумчиво рассматривал её тело, не замечая никаких признаков того, перед чем бы стоило преклоняться, как это часто делали все прочие. Мертвой, она казалась всего лишь сломанной куклой. На последнем шаге из его горла вырвался легкий всхлип. Он наклонился, подобрал с пола кирпич, и высоко подняв его своей детской рукой, изо всех сил бросил ей в голову. Брызнувшая кровь стала ему наградой.

На взгляд Телиопа была ещё теплой.

— Она мертва, — со всей мочи запричитал он, — Телли мертва. Мама! Мааамоочка!

Он положил себе на колени её искалеченную голову, воззрившись в лицо, вдавившееся внутрь смявшимся бурдюком, и слегка наклонив подбородок, позволил себе злорадную ухмылку.

— Ты веришь в это? — прошептал его брат-близнец.

— О да, я верю .

Четырехрогий Брат был ему другом .

— Маамооочкаа!

Едва проснувшись, чародей Мбимаю подумал, что день, похоже, не задался. Кошмары, казалось, преследовали его всю ночь — напоенные неистовым буйством сны, столь беспокойные, что пинками сбрасываешь с себя одеяла. Сны, пытаясь вспомнить которые, вспоминаешь лишь неопределенный и необъяснимый ужас. Он даже достал свои кости киззи , рассчитывая погадать на эти видения, столь навязчивой и давящей была тень, которой они омрачили его пробуждение. Но Шлюха, само собой, решила по-своему и Сама бросила кости: стоило ему отыскать свои амулеты, как прибыл мрачный кианский гранд Саранджехой с приглашением от Фанайяла как можно быстрее явиться к нему и его наложнице.

Дальнейшая (и весьма постыдная) поспешность Маловеби явилась лишь следствием того, насколько отвратительным было настроение падираджи-разбойника в течении недель, прошедших с тех пор, как Меппа едва не погиб. Время работало против Фанайяла аб-Карасканди и он об этом знал. Бесконечный поток кораблей, входящих в гавань имперской столицы и выходящих из неё, не заметил бы только слепой. Провоцируя и подстрекая его, имперцы даже начали пировать прямо на стенах! Окружающие области Нансурии, тем временем, всё более наполнялись враждебными тенями — едва минул день с тех пор как очередной отряд фуражиров был подчистую вырезан, попав в засаду. Там, где в начале осады фаним могли в одиночку проскакать мили и мили вокруг Момемна, не прихватив даже доспехов, теперь они вынуждены были перемещаться лишь во множестве и по острой необходимости. И, что более всего уязвляло легендарного падираджу (едва не доводя до безумия, благодаря ятверской ведьме), так это тот факт, что идолопоклонники отказывались признавать поражение, что нечестивые заудуньяни неизменно проявляли такой героизм, что воины пустыни могли лишь дивиться и страшиться. Фаним рассуждали об этом у своих костров, твердя о безумной решимости врагов, о невозможности покорить людей, которые приветствовали унижения и смерть.