Ричард Бэккер - Великая Ордалия

Увидел его беззвучный вопль…

— Бог! — дрожа всем телом прохрипел он, — Одинокий Бог!

Но возглас его казался слишком явно наполненным чувством, напоенным чем-то чересчур человеческим, свидетельствующим о чем угодно, но не о святости.

Крики и возгласы, доносившиеся из-за гребня холма, пронзали наступившую благоговейную тишину. Ятаганы вспыхнули в сиянии утреннего солнца.

— К оружию! — с внезапной дикостью в голосе заревел падираджа. — К оружию! Сегодня мы станем бессмертными!

И весь мир превратился в крики и ощетинившийся смертоносным железом натиск.

Его оскал ожесточился, Фанайял, обернувшись, схватил Маловеби за плечо и яростно крикнул ему:

— Оставь себе свои проклятые корабли, богохульник!

Затем он скрылся в недрах шатра, чтобы забрать оттуда своё оружие и доспехи.

Благословенная императрица Трех Морей обошлась без церемоний и предложила генералу Искаулу проследовать за ней в пределы Мантии, где они могли бы увидеть город и обсудить как ему лучше организовать оборону столицы. Генерал выглядел именно так, как и должен был выглядеть один из знатных норсирайских дворян — фигура героя, длинные светлые волосы с благородной сединой, могучая челюсть и столь же могучий акцент. Но манеру его речи скорее можно было счесть свойственной ученому, а не галеотскому военному вождю: что и понятно, поскольку Искаул славился в армии Империи как офицер в равной мере способный и тщательно спланировать кампанию, и держать в уме все необходимые расчеты, всегда зная какие именно ресурсы находятся в его распоряжении. Он начал с бесконечных вопросов.

С помощью Финерсы и Саксилласа она сумела пережить сие тяжкое испытание. Но, в отсутствие Телиопы, каждый из присутствующих не сумел дать исчерпывающих ответов. Более того, некоторые из вопросов, например о количестве бельевых веревок в городе (как выяснилось позже для лошадиной упряжи), попросту вызвали недоверчивый смех. Беседа была наполнена легким весельем и взаимным уважением и Эсменет, в конце концов, воскликнула:

— И как могло так случится, что мой муж ни разу не вызывал тебя сюда?

— Это потому, что я следую за полем битвы, ваше великолепие, — ответил генерал, — просто в этот раз поле само явилось сюда.

Его красноречие заставило её обратить взор к сумрачным хитросплетениям и лабиринтам Момемна. И у неё, как это часто случалось, засосало под ложечкой от всех тех высот и далей, что лежали между ней и её народом…

Земля заколыхалась, словно одеяло. Вновь и вновь. Всё Сущее приподнялось и содрогнулось.

Она оказалась единственной, кто устоял на ногах.

Задняя терраса ходила ходуном, как корабельная палуба во время шторма, только, в отличие от корабля, эти толчки не смягчались водой.

Она стояла…а весь мир вокруг неё сотрясался.

Земля, казалось, подпрыгнула, ударив её по подошвам сандалий, но императрица продолжала стоять, словно привязанная и поддерживаемая какими-то незримыми нитями. Несмотря на всё своё самообладание, генерал Искаул шлёпнулся на зад, словно ещё только учащийся ходить карапуз. Финерса рухнул на колени, а затем ударился лицом, попытавшись опереться на руку, которой у него больше не было. Саксиллас, её экзальт-капитан, хотел поддержать свою императрицу, но промахнулся и свалился ей под ноги…

Она видела, что там, внизу, целые улицы её города рушатся, объятые дымом; отдаленные здания и постройки, чьи очертания были ей так хорошо знакомы — вроде Башни Зика — складывались сами в себя, превращаясь в облака пыли и рассыпающиеся по склонам, крушащие городские кварталы, обломки. Впоследствии, она едва сможет осознать, что всё увиденное ей, вся монументальность свершившейся катастрофы, может быть отнесена на счет одного-единственного смертного. Ныне же, хотя Эсменет и довелось лицезреть наиболее ужасающий катаклизм из всех виденных ею когда-либо, внезапно пришло понимание, что он лишь предвещает куда большие бедствия…

Исполинские, квадратные плечи Момуринских Врат рухнули, обратившись в пыль…

Рев стихал, наступило затишье, умолк даже ненавистный пульс барабанов фаним. На какое-то мгновение всем, что можно было услышать, стал грохот и скрежет последних падающих обломков. Сперва ей показалось, что стонет ветер, столь протяжным был поднявшийся вой. Но он всё возрастал, усиливался, становясь сразу и невнятным и различимым как ужасающая симфония человеческих рыданий и криков…

Её возлюбленный город…Момемн.

Момемн захлебнулся единым воплем.

— Нам стоит покинуть дворец, — настоятельно предложил Саксиллас, — Ваше великолепие!

Она посмотрела на него отсутствующим взглядом. Казалось невероятным, что он способен изъяснятся с нем же небрежным хладнокровием, что и раньше.

— Ребенком, я уже пережил землетрясение, вроде этого, — напирал он, — Оно приходит волнами, Ваше великолепие. Мы должны доставить вас в место более безопасное, чем Андиаминские Высоты, ибо весь дворец может рухнуть!

Она, щурясь в ярком солнечном свете, повернулась, глядя не столько на него, сколько на своё жилище, казавшееся удивительно целым и неповрежденным — по нему лишь змеились несколько трещин, да осыпалась с фасада мраморная облицовка. Она взглянула через террасу на своих придворных и свиту, встающих с покосившегося пола. Генерал Искаул пристально смотрел на неё. Финерса поднялся на одно колено, пустой рукав его туники свисал вниз, из разбитого носа ручьем лилась кровь. Она оглянулась на своего экзальт- капитана.

— Ваше Великолепие…Прошу Вас!

Боги, цепенея, осознала она, Это сделала Сотня!

— Собери всех, кого сможешь, Саксиллас.

Боги охотятся за её семьёй.

— Нам стоит сперва доставить Вас в лагерь скуариев…

— Если ты в самом деле заботишься о моей безопасности, — огрызнулась она, — ты соберешь всех, кого только сможешь!

Она указала ему на картину чудовищного разгрома, простершуюся внизу, под террасой. Пыль клубами висела в воздухе, словно весь город был громадной трясущейся тарелкой, наполненной мелким песком. Огромные купола Ксотеи по прежнему воздвигались неподалеку, как и многие прочие строения — некоторые, стоящие в одиночестве, а некоторые, жавшиеся друг к другу и окруженные грудами руин. Она вновь перевела взгляд на своего экзальт-капитана, всматривающегося в то, что осталось от имперской столицы и увидела как его благородное, холеное лицо покрылось мертвенной бледностью, когда он, наконец, понял. Осознал.

— Стены обвалились… — пробормотал генерал Искаул. Вглядываясь вниз, он одновременно собрал ладонью свои волосы и завязал их в воинский узел.