Стивен Тьмы - Кузница Тьмы

- Софистика, сир.

- Да, но в качестве воина вы вершите убийства ради народа, во имя лорда.

- Верно, но, забирая жизнь, я не следую приказу бога. Преступление мое, я не переложу его на чужие плечи. Если начну - если все начнут - ни один бог не выдержит веса злодейств. Более того: у нас нет права.

- Легион Урусандера с вами не согласен, капитан.

- Готов вести спор в мечом в руке, сир.

Лорд Аномандер и леди Тулла были уже в седлах. Келларас увидел, что к ним присоединился Грип Галас. Через миг процессия двинулась. Капитан гадал, что же делал Андарист в передней карете: терпеливо пережидал задержку или требовал объяснений от слуги? Затем глаза зацепились за меч у бедра господина, меч в лакированных ножнах черного дерева. Оружие, благословленное богиней, выкованное забирать жизни. Но она отказывается сказать, чьи жизни. Кто умрет во имя ее?

Однако клинок не наречен и останется безымянным до свадьбы Андариста. Никаких знамений, омрачающих сцену брака. Если существует совершенство, Аномандер будет искать его ради брата и Энесдии. Или погибнет в поисках.

Сильхас произнес рядом: - Андарист лучший среди нас.

Келларас понял смысл этого "нас". Сильхас говорил о братьях, словно мысли его текли в одном направлении с мыслями капитана.

- Ради него, - продолжал белокожи й воин, - мы принесем королевству мир. Наблюдайте, Келларас, и увидите полноту братской любви. Как и вы, Аномандер не станет убивать ради нее.

"Значит, хорошо, что у меча нет имени"; .

Едва они выехали из Харкенаса, навстречу попался капитан Скара Бандарис с отрядом. Прозвучали приветствия, взлетели руки. Солнце низко висело на западном небе, ночь обещала быть теплой.

Особняк еще не появился в пределах видимости, а пес начал ежиться, боязливо оглядываясь на Гриззина Фарла, будто оспаривая правильность выбранного курса. Видя это, Азатенай замедлил шаг, двигаясь с глубоким волнением в душе.

Он не издал ни слова, чтобы успокоить растущую тревогу пса, ибо не находил нужных слов. Титул Защитника не был почетным, и не сам он его выбирал. Он противостоял тому, чему невозможно противиться; он первым должен был встать на пути этих сил, выдержать шторм, первым истечь кровью. Он знал: даже среди Азатенаев мало кто его понимает. А среди Джагутов лишь Владыка Ненависти отворачивается, пряча глаза.

Пес замер у нового ответвления дороги, где скосили траву и снесли в сторону, выложив грудами, камни. Гриззин Фарл подошел, протянул руку и коснулся покатого лба. - Прости, - пробормотал он, - но это мой путь. Любое мое желание - самообман, и дорога кончается, чтобы начаться вновь. Провидение, прости меня.

И пошел по дороге. Утренний воздух смердел кровью и гниющим мясом, но вонь сохраняла некую свежесть, подсказывая, что прошел только день или два, не больше. Пес брел рядом. Они вышли на поляну, Гриззин осмотрел карету с распахнутой дверцей и трупы на траве. Над одним стояла лиса, замершая от ужаса при виде собаки. Еще миг, и она метнулась, пропав за деревьями. Пес не обнаружил желания охотиться, прижавшись вместо того к ноге Гриззина.

Тот проходил мимо трупов, останавливаясь и осматривая каждый. Изучая следы в помятой траве, места, где лилась кровь. Мухи жужжали, вороны вспархивали, каркая на приближающегося пса.

Ворота усадьбы были забрызганы густой кровью, на пороге лежало тело. Гриззин Фарл шагал, пока не оказался у открытой двери и мрачного "приношения" перед ней.

Высокородный Тисте, судя по роскошной одежде. Мужчина с седыми волосами. Вороны выклевали дыры в щеках, добираясь до языка. Он пал, получив не менее дюжины ран; нападавшие, убитые им, грудой валялись на ступенях. Их было пятеро; приятели оттащили трупы с пути, да так и бросили.

Гриззин взошел по лестнице, миновав по пути в главный зал еще пятерых. Там он нашел тело женщины, служанки, а на камне очага другую юную женщину. Она лежала на спине, и пятна крови не оставляли сомнений, что же с ней сотворили. Он приблизился, заметив, что она лежит на камне Азатенаев, и понял, отвлекшись от потеков крови, что одежда ее - традиционный наряд невесты, ожидающей жениха.

Услышав какой-то звук справа, Гриззин пошел туда. На полу, в дальнем углу зала, скорчилась фигура. Она подтянула ноги к подбородку, лицом прижалась к стене, вывернутая ладонью кверху рука была в крови. Тени спрятали остальные подробности.

Гриззин склонился. Молодой мужчина, одеянием не походящий ни на захватчиков, ни на тех, что обороняли дом. Высохшая кровь покрыла лицо густым слоем, зачернив щеку и залив темнотой глазницу. Он не носил шлема, длинные волосы неопрятными космами свесились на лоб. При каждом шаге Азатеная юноша содрогался и еще глубже вжимался в угол, пытаясь вдавить голову в камни. Кожа покрылась ссадинами.

- Я не причину тебе вреда, друг, - сказал Гриззин Фарл. - Мы тут одни, и я готов тебе помочь.

Голова развернулась, и Гриззин увидел, что стало с глазами мужчины.

Взгляд его упал на руки мужчины, потом снова поднялся к истерзанному, уродливому лицу. - Ох, - вздохнул он, - это не тот ответ.

Мужчина издал крик, подобающий раненому зверю. Гриззин шагнул к нему. Не обращая внимания на кулаки, взял на руки и крепко сжал, пока стоны не затихли и тело не прекратило сопротивляться, медленно смягчаясь в объятиях.

Через некоторое время пес подошел и лег рядом с ними.

Они ехали всю ночь. Наскоро перекусив в седлах, продолжили путь на утренней заре. Когда солнце высоко взобралось на небо, процессия достигла последнего отрезка дороги перед трактом.

Аномандер, Хиш Тулла и Сильхас были впереди, скакали грудь к груди. За ними были Грип и капитан Келларас. Нельзя было сказать, сколь многие присоединились к процессии: знать со слугами и охраной, поварами и целыми телегами посуды, переносными шатрами и музыкантами, поэтами и художниками, подмастерьями всех сортов; Грип заметил, что старый боевой приятель Сильхаса, капитан Скара Бандарис, двигался в арьергарде со всем своим отрядом. По традиции никто не заговаривал с рассвета и тихий воздух торжественно лился вслед, словно защищая свет дневной и теплоту от любого нарушающего покой слова.

Мысли Грипа были с женщиной во главе процессии; затем ощущение вины вернуло его к мальчишке Орфанталю. Есть судьбы близкие и судьбы далекие. Мудрец различает их, а Грипу хотелось быть мудрецом. Он приветствовал тишину после показавшихся бесконечными расспросов лорда, выуживавшего любую подробность о нападении, бегстве и погоне. Лорд Аномандер не из тех, кто показывает эмоции, позволяя чрезмерно глубоким чувствам сдавить горло, искажая произносимые слова. Да, Грип не знал, что почувствовал его господин во время рассказа. В конце тот поблагодарил Грипа за спасение заложника, еще крепче привязав мыслями к мальчику.