Алексей Фирсов - Красные Башмачки

В нескольких шагах от нее, у дерева стоял юноша в коричневой одежде с зеленым плащом. Капюшон плаща откинут на плечи. Длинные, золотистые волосы падают на плечи юноши. Бледное лицо печально. Юноша смотрит под ноги Лиз, не поднимая глаз. От ног юноши сплошным ковром до ног Лиз стоят крепкие подснежники, распахнув лепестки навстречу солнцу.

— Кто ты? Я тебя знаю?

— Ты не помнишь меня? Осенней ночью в полнолуние я звал тебя танцевать, а ты бросалась в меня с дерева серебряными монетами.

Голос лесной нежити тих и мелодичен. Лиз попятилась.

— Не бойся, я не причиню тебе зла.

— Кто ты?

— Я — Тируэль, хранитель леса.

— Чего ты хочешь?

— Хочу помочь тебе.

— Зачем?

Тируэль мягко улыбнулся.

— Ты мне нравишься.

— Такая — брюхатая и толстая?!

— Ты неправа, Элиза. Ты — прекрасна. В тебе яркий свет. Свет твоего дара и свет твоего малыша… После рождения сына твоя красота расцветет с удивительной силой. Многие мужчины сложат свои сердца к твоим ногам и твоя мечта исполнится — у тебя будут красные башмачки, самые лучшие в Умбрии!

— Не надо меня утешать! Я живу, пока не родится ребенок! Отведи меня в Неймеген! Умоляю тебя!

Тируэль покачал головой.

— Я сожалею, Элиза. Этот лес всего лишь иллюзия. Ты по-прежнему в своей башне, стоишь у стола и вдыхаешь аромат моих цветов.

— Это все видение?

— Оно как настоящее. Ведь ты мечтала выйти из заточения и подышать свежим воздухом?

— Все обман… Уходи…

— Я уйду, только помни — сохрани один из цветков и в трудную минуту проглоти его. Это спасет твою жизнь, поверь мне…

Лиз сделала шаг назад и села на постель.

Весенний лес и Тируэль исчезли в один миг. Подснежники на столе в сумрачной комнате по-прежнему зелены и пахучи.

«Это был сон или явь?»

Девушка сорвала один из цветков и спрятала под подушку.

Когда пришла Мета, Лиз узнала от нее что подснежники принесла немая Хеди.

Дни шли за днями. В шкафу детская одежда из мягкого полотна заняла целую полку. Лиз сшила рубашку Мете, немой Хеди, даже племяннику Меты, которого в глаза не видела ни разу.

Монотонная работа с иглой и нитками отвлекала от печальных мыслей, от ощущения заточенной в тюрьме пленницы.

За работой она думала о Марко, о малыше. Перебирала имена. Ни на одном не остановилась.

Каждый день для Хеди она оставляла монетку на краю стола. Немая служанка приносила ей свежие цветы из леса, всякие лакомства, видимо уворованные из кладовой.

Однажды Хеди не закрыла за собой дверь, унеся поднос с остатками обеда.

Лиз заколебалась. Выйти хотелось до дрожи в коленях, но далеко ей не уйти с таким тяжелым животиком.

Она выглянула за дверь. Никого. Осторожно держась за перила, спустилась вниз на первый ярус башни. Нести впереди себя живот очень неудобно. Спина болит…

В большой комнате также никого не оказалось.

Лиз прислушалась. За темной, дубовой дверью разговаривали.

Девушка осторожно приложила ухо к двери.

— …Будешь переживать, — сказал негромко незнакомый мужчина.

— Не буду, — ответила Мета.

— Тебе нравится эта девчонка, ты о ней только и болтаешь всеми днями. Ты обо мне так много не болтаешь! Она тебя околдовала что ли?

— Придержи язык, юноша!

После недолгого молчания мужчина спросил:

— Скоро ей рожать?

Лиз вздрогнула и навострила уши.

— Тебе то какое дело?

— Надоело торчать в этой лесной дыре!

— Приказ госпожи ты обязан исполнять и помалкивать! — отрезала Мета.

— Ты могла взять ее серебро и мы бы уехали.

— Куда, глупец?

— А хоть бы в Конфландию, через Рир переплыть на лодке и готово! А девке камень на шею и концы в воду. Теперь она раздает деньги которые могли быть нашими!

— Не надо грех на душу брать. Она отдает гульдены Хеди, а та — мне. Ничто не пропало. Чего ты брюзжишь как старикашка?

— А ты уверена что немая все гульдены тебе отдает?

— Уверена. Если бы не я — этой дуре давно бы не жить!

Молчание.

— Тетушка, ну когда же мы вернемся в Дармштадт?

— Когда родиться ребенок.

— Я тут с ума сойду от скуки!

— Не сойдешь. Госпожа нас щедро наградит, вот увидишь!

Лиз отошла от двери и тихонько побрела наверх в свою «камеру». Подниматься оказалось тяжелее чем спускаться. Она закусила губу и преодолела подъем. Ребенок зашевелился. Толкал ножкой.

Лиз погладила себя по тугому животу.

— Ничего, ничего, мы еще всем покажем!

Всему бывает конец. Даже боли…

Боль, терзавшая живот утихла и, сморгнув слезы, потная Лиз с трудом приподняла голову, чтобы увидеть между своих дрожащих голых колен напряженное лицо Меты.

— Держись, девочка, еще немного, я уже видела головку.

Голова Лиз упала на подушку, мокрую от пота.

«Боже, господь мой милостивый! Когда же это закончиться!?»

Воды отошли еще утром. За окном уже смеркалось, а Элиза никак не могла разродится.

Боль коварная, как палач, уходила, давая отдых, а потом набрасывалась с новой силой. Во время схваток Лиз кричала и металась, только крик не приносил облегчения…

Измученная Лиз поклялась больше никогда ни одного мужика к себе не подпускать! Ни перед кем из их братии не раздвигать бедер!

Клятвы облегчений тоже не принесли.

Дрожащей рукой она в который раз нащупала под подушкой сложенный листок бумаги, в котором покоился засохший подснежник.

«Если господь не пришел на помощь и Божья мать меня не слышит-так может лесной дух придет на помощь?»

Только приняв помощь нежити она погубит свою душу…

Лиз отдернула руку.

«Что же мне делать? О, боже, что?!»

Лиз ждала прихода боли и так не заставила себя ждать…

Комкая руками простыни, девушка закричала как смертельно раненный зверь.

Боль раскаленным мечом вонзилась в ее чрево.

— Тужься, миленькая! Еще! Еще! — вскрикивала Мета.

Правая рука Лиз помимо ее воли выхватила из под подушки листок бумаги и затолкала прямо в разинутый рот…

Девушка, давясь криком, яростно разжевала кусок бумаги вместе с содержимым. Проглотила…

В голову пришел легкий звон наступило блаженное ничто, без боли, без страданий. Она утонула в этом блаженстве, в ласковых объятиях тьмы.

Потом пришли сны и голоса.

— … Отмучилась, бедняжка…

— Такая молоденькая!

— Убирайся, Дитрих, нечего глазеть на голую покойницу!

Раздался шлепок.

— Тетя, за что?!

Замяукал котенок, нет, это малыш подал голос…

«Мой малыш…»

Мягкие руки завернули ее в шершавую ткань, ноги связали в щиколотках веревкой. Потом сильные крепкие руки понесли…

Ее положили в мягкую постель и накрыли одеялом рыхлой земли и настала тишина…

Лиз снился страшноватый волшебный сон.

Она лежала в неглубокой могиле рядом с лесной полянкой. Корни, тонкие веточки корней травы и деревьев сплели вокруг ее тела защитный кокон, оплетали запястья и щиколотки и через них в ее тело вливались сила и жизнь, вливалось солнце, впитанное листьями и травинками, вливалась свежесть утренней росы и запах полевых цветов.