Максим Далин - Тварь изнутри

Тедар сжимает кулаки.

— Взрослым это неважно, — говорит Рао и трёт глаз. — Но ты же помнишь Снуки. Он ещё вырезал нам дудочку и учил высвистывать «Падала звёздочка милой в ладошечку» — на прошлой неделе, когда мы ходили к роднику, помнишь? Он был — хороший.

— Пас скот и всё время смотрел в небо, — кивает Тедар. — Уже думал, наверное, как полетит.

Близнецы отрывают взгляд от леса — и долго смотрят друг на друга. Ничего не говорят — но каждый отлично понимает, что думает брат.

Из-за стены поднимается столб жирного чёрного дыма.

— Облили смолой и зажгли, — говорит Тедар дрогнувшим голосом. — Олии — ни слова, что мы говорили, а особенно — что думали. Понял, шибздик?

Рао согласно мотает головой. Он смотрит на лес — и Тедар смотрит на лес. Оба думают об одном и том же, но обсуждать это с отцом или другими взрослыми нельзя.

Да, даже с отцом. Отец сказал: смотрите, какая кара. Он не понимает — или понимает не всё. Неизвестно, что ответит, если ему сказать правду.

Вряд ли он согласится с детьми.

Лес тянет близнецов, как магнит тянет к себе лёгкие железные опилки. В сердцах братьев страх смешивается с тоской и желаниями, которым ещё нет названия.

Когда пропадает Ириса, близнецы понимают, что не одни они всё время думают о чарах леса. Но они не могут представить себе, как Ириса, маленькая, светловолосая, с россыпью золотистых веснушек на почти детском личике, с блюдцами круглых голубых глаз, бредёт в сумраке чащи между стволов, между папоротников цвета запёкшейся крови — и каждый миг ждёт нападения ужасного зверя или чуда.

Ириса — совсем не из драконов. Рао думает о ней — и всё время выходит не чудо, а нападение хищной твари. Того, что был сильнее и злее.

А Тедар пинает мелкие камешки. Говорит — с тоской:

— Никто не пошёл её искать. Все понимают.

Рао поднимает голову от сложного узора филиграни на карманном молитвеннике.

— Ты слышал, что говорили отец и Олия? Отец сказал: «Несчастная дурочка. Надо было помягче с нею», — а Олия отрезала, как всегда: «Женщина должна знать своё место. А конкретно эта деревенская девка должна была всю жизнь вас благодарить, ваша светлость. Вы милостиво взяли её из деревни в замок — и что получили? Неблагодарная мерзавка!» Получается, что Ириса убежала из-за них. Да?

Тедар тянет завязки на вороте — будто ему душно.

Близнецы не могут смотреть в лицо отца, не могут слышать Олию — и ускользают, сидят на сторожевой башне у любимой бойницы. Их разыскивают, Наставник зовёт по именам — и братья закрываются в забытой комнатушке рядом с оружейным залом. Там — окошко-щель, валяются изношенная пыльная сбруя, чьи-то сбитые сапоги, ржавая подкова, там пахнет пылью и старой кожей, пыль медленно плывёт в узком косом бруске света — и там никого нет. Там можно сидеть на груде съеденных молью попон и шептаться.

О запретных вещах. О лесе. О судьбе Ирисы.

— Как думаешь, — спрашивает Тедар с блестящими глазами, — может, Ириса сможет стать драконом? Ну, хоть не очень страшным? Хоть таким, как Снуки?

Рао качает головой.

— Нет. Она робкая. И добрая. Её может кто-нибудь растерзать.

— А вдруг она злится на Олию? — с надеждой говорит Тедар. — Или на отца? Или на своего отца? Ей же есть, на кого злиться, правда?

— Есть, — соглашается Рао. — Да только она не умеет. Не любит. Вот окажется, что нет у неё никакого мерзкого гада в душе…

— Олия говорит — так не бывает.

— Может, ошибается или специально врёт. Чтобы мы не воображали о себе.

Близнецы пытаются отвлечься — но это плохо удаётся.

Вечереет. Близнецам приходится выйти из своего убежища, чтобы раздобыть еды — но они не приходят в трапезную. Тедар крадёт на кухне ломоть хлеба и кусок копчёного окорока. Рао заводит любезный разговор с поварёнком — и тот приносит несколько мочёных яблок. Лучшего и желать нельзя.

— Как ты думаешь, — спрашивает Рао брата, когда они едят краденое в своей пыльной крепости, — как воровство отражается на душе? На том звере, который заперт внутри нас?

— Удлиняются лапы! — хохочет Тедар. — Загррребущие!

Рао улыбается.

— Я же серьёзно! Как ты думаешь, моя тварь страшнее твоей?

— Почему?! — оскорбляется Тедар.

— Ну… ты крал сам, а я подбил ближнего… это ведь более тяжкий грех?

— Это всё ерунда! — заявляет Тедар. — Страшность — от злости и от силы духа. А от мелких подлостей — только противность!

Рао смеётся.

— Ладно! Пусть — противнее! Но — чем?

Близнецы не знают. Они веселятся, пока не вспоминают об Ирисе. Рао мерещится ручеёк густой крови, вытекающий из-под тела Снуки-дракона.

Вдруг Тедар говорит:

— Она придёт в деревню. Если кто-нибудь не убил её в лесу — она обязательно придёт в деревню. Может, она и стала чудовищем, но и чудовища, наверное, тоскуют о своих родных и друзьях. У неё ведь маленькие сестрички, мама… Ведь Снуки хотел повидать свою невесту!

Рао кивает и снова кивает. У близнецов появляется план.

Не спать до полуночи — плёвое дело: заснуть в такую ночь близнецам было бы труднее. Верёвка из двух старых простыней с крепкими узелками сплетена уже давным-давно. Пару раз её даже пускали в дело — когда хотели нарвать яблок в деревне, в саду у старосты Лека. Дед бы не одобрил, но близнецы не могут всё время сидеть взаперти, занимаясь только прописями и чтением писания. Им слишком хочется приключений — к тому же их шалости и глупости никому не опасны и ничему не вредят. Взрослый ведь не смог бы воспользоваться тайным путём братьев — бойницей Южного бастиона: хоть и невысоко, верёвка как раз дотягивается до земли, зато узко — как раз пробраться мальчишке, гибкому, как ласка или хорёк. Даже если достаточно близко к замку и прокрадётся враг, и завидит эту верёвку — что он сможет сделать? Только выбранится с досады, жалкий негодяй, и врежет кулаком по шершавому камню метровых стен.

Привязать верёвку к крюку для факела — минутное дело. Спуститься по ней, чтобы оказаться за крепостной стеной — ещё несколько мгновений.

Рао кажется, что по эту сторону стен сам воздух — другой. Свежий ветер. Пахнет не казармой, лошадьми и остывающим камнем, а дымом и навозом от деревни — и туманным холодом леса. Мокрой травой, сырой землёй, прелой листвой — и теми, из леса. Рао кажется, что от этого запаха дыбом встают волоски на руках — и в груди шевелится запертая страшная тварь, чуя своих.

Лес под обрывом глухо чёрен. Луна висит над ним, как круглый медный светильник, надраенный до блеска, но пятна всё равно остались; луна почти ничего не освещает. Весь мир молчит, но это не спокойная тишина сна.

Это — настороженное молчанье засады.

— Обгадился от ужаса? — насмешливо шепчет Тедар.