Кира Соловьёва - Одиночество на земле

Ответом ему был храп. Весьма раздраженный, надо заметить.

Альтвиг топнул ногой:

— Ну и ладно! Спи, старый дурак! — после чего расплакался, со всей дури швырнул книгу в покрытое шрамами лицо и убежал.

Инквизитору это показалось забавным. Он успел забыть, как вел себя в детстве, и теперь от души похохотал. С ветвей молодой березы за ним следила ворона, старая и облезлая. Птица хрипло каркнула, сорвалась в полет, перепугав Гитака, и скрылась.

Альтвиг смолк и принялся наблюдать за своим учителем. Тот встал, отряхнулся, потер переносицу — на ней проступил отпечаток угла переплета, — и пошел искать мальчика. Парень последовал за ним, беззаботно улыбаясь. Он скучал по Гитаку и был рад, что вновь видит его живым — пускай и по воле демона.

Мужчина выбрался на опушку, огляделся.

— Ал! Где ты?!

Тишина. Инквизитору очень хотелось отозваться, но какой смысл? Ведь учитель все равно его не услышит.

— Я не хотел тебя обидеть! Подумаешь, поспал бы еще часок. До заката все три, а Серебряный Лес вот он, под рукой. Я обещал сходить туда с тобой и схожу. Но, пожалуйста, не надо обижаться. Это глупо. Давай забудем, что тут произошло, и успокоимся.

— Иди к черту, дед! — раздалось сверху.

Гитак запрокинул голову, изучил ветки большой осины. Мальчик сидел у самой верхушки, вытирая щеки рукавом. Пальцами левой руки — пятью, а не четырьмя, — он сжимал большую сосновую шишку. Стоило заклинателю открыть рот, как она полетела вниз и угодила ему в темя. Уж чего-чего, а меткости Альтвигу было не занимать.

— А-а-ал! — заорал мужчина. — Ну я тебе сейчас!..

— Что ты мне сейчас? — с ехидцей уточнил тот. — Давай, попробуй! У меня еще восемь штук есть!

И мальчик вытащил из сумки вторую шишку — покрупнее и поувесистее.

— Нет-нет-нет! — накрылся книгой Гитак. — Помилуй!

— Запросто. Иди прочь, дед, и до завтра не возвращайся.

— Ал, послушай, — возразил мужчина. — Ты погибнешь, едва сунув свой нос в Серебряный Лес. Там полно духов. Там живут воющие химеры. Там могут найтись существа, способные убить не только твое тело, но и душу. А не будет души — не будет Бесконечной Песни. Помнишь, что я тебе о ней рассказывал?

— Иди прочь, дед! — повторил ребенок. — Оставь меня в покое!

Заклинатель помялся, вздохнул и ушел, проклиная на чем свет стоит вздорного малыша. Тот, достигнув одиночества, затих. Порой — или же почти постоянно? — он не понимал своего учителя. Как ни крути, а за десять лет привыкнешь решать все сам. Делать то, что хочется, а не то, что приказывает старый пень, будь он хоть тысячу раз колдун. Альтвиг устал от общества, устал, что за ним бегают, устал от заботы и начал мечтать о прежней жизни, где он был волен идти, куда заблагорассудится.

По крайней мере, тот Альтвиг, что сидел на осине. А тот, что застыл под ней, желал обратного. Не тратить драгоценное время, пока Гитак еще жив, и спасти его любой ценой. Но время назад не возвращается. Даже в воспоминаниях. Даже в таких ярких, как эти.

— Хватит, Эстель, — негромко сказал он.

Но демон ему, разумеется, не ответил.

Выбраться инквизитор не мог. Ангельское волшебство бесполезно. Из ловушки собственного разума просто так не выйдешь. Значит, лекарь все еще жив и все еще сражается. Любопытно, с кем? С Рикартиатом? Судя по тому, что парень успел увидеть — ребра менестреля сломаны. Да и как совладать с шэльрэ, превосходящим тебя раза в три-четыре? Энергетический потенциал демонов огромен, его придется исчерпывать больше суток. Вряд ли Мреть выдержит. С его-то телом… удивительно, как это он сразу сознания не потерял.

— Неужели ты боишься? — попробовал уязвить Эстеля Альтвиг. — Боишься выступить против троицы?

Не сработало. Видно, инквизитору предлагалось искать других дураков.

Картина вновь изменилась, погрузила парня в туман и выпустила в открытом поле. Заброшенном, разнотравном. Гитак и его ученик носились по кругу, перебрасываясь заклятиями. Ребенку нравились копья чистого света, а мужчина бросался ножами тьмы. Сталкиваясь, две противоположные сущности выжигали друг друга и исчезали, осыпав людей искрами. Маленький Альтвиг смеялся каждый раз, когда это происходило.

— Хорошо, — сказал, наконец, Гитак. — Очень хорошо. Но я тебя жалею. Что будет, если ты встретишь настоящего врага-заклинателя, а с духами совладать не сможешь? Им твой свет нипочем. Чтобы уничтожить существо Безмирья, нужна тьма.

— И где ее взять в моем волшебстве? — изумился мальчик.

— Взять неоткуда, ты прав, — согласился мужчина. — Но можно создать. Дай мне кусок энергии, пожалуйста.

Ученик сложил ладони. Затем развел их, бросил учителю комок белого огня. Тот ловко поймал, не обжегшись, и велел:

— Смотри внимательно. Сперва ломается девятый поток, потом — шестнадцатый: они оба олицетворяют свет. Вот… пламя темнеет. — Он показал все тот же комок, теперь — бледно-голубой. Альтвиг кивнул, по его щеке с виска прокатилась капля пота. Синие глаза помутнели, но Гитак был слишком увлечен демонстрацией и ничего не заметил.

Он перенаправил сломанные потоки и замкнул их в круг, заставив чистоту энергии проходить сквозь себя бесконечно часто.

— …и так, повторяясь и пачкаясь, она становится мраком. Сначала это требует времени. Нужен опыт, мы с тобой изрядно повозимся. Тут важно…

Заклинатель осекся, потому что ребенок молча, лицом в траву, упал. Его кошачьи уши поникли, а пальцы странно дрожали. Гитак растерянно поглядел на тьму, созданную из света, и выбросил ее прочь. Опустился на колени рядом с маленьким Альтвигом, в то время как взрослый недовольно поморщился. В детстве он не замечал беспечности заклинателя, и сейчас та легкость, с какой тот избавился от свободного заклинания, тем самым, возможно, породив нечисть, уязвила парня.

— Эй, малыш, — окликнул Гитак, подхватив ребенка на руки. — Ты слышишь меня?

Но мальчик не отвечал. Его лицо стало белым, как мел, а веки потемнели. Инквизитор видел, как мужчина просчитывает варианты и, придя к выводу, восклицает:

— Неужели ты — существо Безмирья?!

— Ага, — мрачно ответил парень. — Да еще какое! Подохшая и проспавшая восемьдесят пять лет драконья душа. Если бы вы знали, учитель, что со мной случилось, пока вас не было… Жаль, что вы — всего лишь воспоминание. Мы могли бы о многом поговорить.

Гитак продолжал тормошить ребенка. Он успокаивал самого себя, бормотал, что есть обратные заклинания, и мальчик, конечно, не умрет. И Альтвиг впервые подумал, что учитель — заклинатель, — мог подчинить его себе, сделать своим слугой и получить надежного защитника. Но не подчинил, не сделал и не получил, оставив ученика свободным.

— С вашей стороны, — сказал инквизитор, лишь бы разогнать тишину, — это было ужасно благородно. Любой из ваших коллег продал бы душу за такого приспешника, а вы меня отпустили.