Морган Родес - Книга духов и воров

Он только возвышенно обращался ко всем собравшимся со сцены театра, куда приводил узников и проводил суды над ними. Как только вина была установлена — а она всегда устанавливалась — Маркус лично осуществлял казнь с помощью золотого кинжала, пока остальные оставались молчаливыми свидетелями.

Затем он исчезал из виду, как тень, пока его последователи задерживались еще на некоторое время, обмениваясь шепотом той информацией, которую не рассказали бы при свете дня. Вокруг этого человека витало бесчисленное количество слухов о том, что он живет в уединении, что он — гений, бог и… Фаррелл не мог и сосчитать всего, что болтали в кулуарах, а тем более помнить все слухи и старался отделять их от того, что знал точно является правдой.

— Спасибо за то, что пришли. — сказал Маркус. — Это честь принимать вас в своем доме.

— Это большая честь для меня, сэр. — тысячи вопросов роились в голове, но он не задал ни единого вслух. Не сейчас. Временами он мог быть пренебрежительным и безответственным — впрочем, так он вел себя в основном — но знал, когда нужно молчать.

Он не был уверен на сто процентов, кем являлся Маркус на самом деле и что давало ему такую силу, но он не недооценивал этого человека ни на миг.

— Я уверен, Лукас дал понять, я верю, что вы прекрасно дополните мою небольшую элитную группу.

Фаррелл утвердительно кивнул, желая, чтобы его сердце перестало стучать так быстро.

— Да. И если есть что-то, что мне необходимо сделать, чтобы подтвердить свою верность вам, сэр, я сделаю.

— Пожалуйста, называйте меня Маркус. Ваше пребывание здесь гарантирует много привилегий, не распространяющихся на других членов общества. Это делает вас моим другом. Вы бы хотели этого? Быть моим другом?

— Я хотел бы…Маркус. — он мудро решил не болтать ни о заплетании волос, ни о других мальчишечьих сплетнях. «Без шуток.» — напомнил он себе.

— Как вы считаете, вы являетесь особенным, мистер Грейсон?

Это был провокационный вопрос, он ранее вряд ли сталкивался с таким, особенно сейчас, когда ему все еще было больно после разговора с матерью. Фаррелл замолчал на мгновение, прежде чем ответить этому могущественному человеку.

— Да, считаю. — наконец сказал он, надеясь на простоту ответа.

Никаких сложностей, только уверенность. И он надеялся, что его тон звучал уверенней, чем он ощущал на самом деле.

— Хорошо. — на губах Маркуса появилась улыбка. — Я согласен. Ваш брат также был особенным. Какое же несчастье, что он оказался в конечном счете недостойным.

На щеке Фаррелла задергался мускул, но он сжал губы, чтобы ничего не произнести, боясь того, что может выпалить в ответ. И вероятнее всего с его стороны не слишком умно вступать в полемику с потенциальным претендентом в боги смерти.

— Я знаю, — продолжил Маркус, — что мои слова о вашем покойном брате кажутся вам весьма непочтительными. Тем не менее, несмотря на все родственные чувства, которые охватывают вас, вы должны признать, что Коннор выбрал весьма трусливый способ попрощаться с единственной, драгоценной жизнью.

Такие слова обжигали душу Фаррелла.

— У него были свои проблемы.

«И был ли источник этих проблем в твоем тайном круге?» — подумал Фаррелл.

— Конечно. Как и у всех нас. Но то, как мы справляемся с жизненными трудностями — внутренними и внешними — определяет нас. Встречаем ли мы их без страха, мужественно и с чувством справедливости? Или мы бежим от них, выискивая легкий выход, чтобы спрятаться от резкой правды жизни? Мы все разные, но трудно сказать, кто мы есть на самом деле, пока мы не пройдем испытание. К какому типу людей принадлежите вы, по вашему мнению?

«Тот, который слишком любит водку для своей пользы.» — подумал он. — «Но ты использовал бы это как отказ для меня.»

— Я ни от чего не прячусь. — сказал он вслух.

— И что бы вы хотели, чтобы вам дали в этой жизни, мистер Грейсон? — спросил Маркус. — Многие утверждают, что они просто хотят счастья. Некоторые говорят, что хотят мира и безмятежности. Другие хотят денег. Власти. Страсти. Удовольствий. Так чего хотите вы?

Вначале Фарреллу пришлось признать, что он не особенно задумывался о будущем. Он разглядывал полки, нагруженные самой огромной коллекцией книг, которую видел в своей жизни, пока формулировал ответ.

— Я хочу, чтобы меня уважали. Хочу быть могущественным. И да, я хочу быть особенным. Я хочу оставить след в этом мире, чтобы никто не забыл, кто я.

Он даже не осознавал, что говорил правду, пока не произнес ее вслух. И почувствовал, как дал чему — то темному и холодному внутри него право говорить.

Маркус молчаливо рассматривал его.

— Есть ли у вас какие-либо сомнения по поводу того, как я обращаюсь со своими пленниками?

Фаррелл вспомнил спор с Адамом о том, что быть судьей, присяжным и палачом преступников не делает тебя добрее тех приговоренных.

Конечно, вначале у Фаррелла были сомнения, но потом он принял тот факт, что у них не было другого выхода. Миссия Маркуса, в какой — то степени крайняя мера, была важна для мира. Четыре казни за год — не так уж и много. И они были символичны. Они что-то значили. Они мотивировали общество выходить и делать добро окружающему миру там, где это было возможным.

— Мне не обязательно любить наблюдать, как умирают люди, — ответил Фаррелл, — но я знаю, что это важно и нужно, поэтому то, что мне дали шанс быть частью подобного — честь для меня.

Лукас предупредил, что Маркус почувствует ложь, поэтому Фаррелл не пытался лгать. Он не представлял, о чем сейчас думает Маркус или как Маркус оценивает его. Говорил ли он правильные вещи?

Когда Лукас впервые сказал ему о тайном круге, он не был уверен, что хочет участвовать в подобном. По большому счету рассматривал это как способ проследить за последними днями Коннора, тщательно изучив его действия. Но находясь лицом к лицу с человеком, который излучал волны власти, где бы он ни находился, Фаррелл осознал, что это рискованное начинание было чем — то большим, чем просто расследование самоубийства брата. Он определенно хотел всего того, о чем упомянул для себя. Он нуждался в этом. Мать считала его пустым местом, особенно в сравнении с идеальным гением Коннором, которым тот являлся, или с потенциальным ангелом Адамом. Но Фаррелл не был ничтожеством, и эта встреча отчетливо подтверждала это. Это была его судьба.

«У меня нет ни одной причины, чтобы подумать, что ты стоишь даже хоть какого-нибудь малейшего упоминания. Кроме того, ожидаю от тебя совсем немного, или даже вернее сказать не жду ничего… ни-че-го…»

Однажды он заставит Изабеллу Грейсон забрать назад каждое свое слово, проглотить их, как ингредиенты испорченного суфле.

— У вас есть ко мне вопросы? — спросил Маркус.