Диана Дуэйн - Волшебник в одиночестве

Против своей воли Нита улыбнулась.

— Только пока вы не будете ждать от меня чего-то оригинального.

Мистер Миллман позволил себе усмехнуться.

— Это последнее, что бы я ожидал. Нас жило на этой планете, должно быть, десять-пятнадцать миллиардов, и чем больше смотришь на истории, что мы рассказываем друг другу, тем больше они становятся похожи одна на другую. Все повторяют одни и те же темы.

Нита не ответила.

Мистер Миллман поднял брови.

— Но может быть, как мы знаем, человечество находится в детском возрасте. Знаешь, как это, когда ты маленький и хочешь слышать одну и ту же историю снова и снова?

— Моя сестра постоянно так делает.

— Я тоже так делал. Отчасти это потому, что они знают, как история закончится. Всегда вызывает напряжение, когда ты не знаешь точно, как закончится история, а маленькие дети не хотят слишком большого напряжения… но они хотят некоторого . Так что это решает проблему. Когда ты знаешь концовку, ты испытываешь напряжение в середине и облегчение в конце… теоретически. У тебя была книга, которую тебе всегда хотелось послушать перед сном?

Нита кивнула.

— В ней рассказывалось про лошадку по имени «Взрывающая Поп-тарты [14] Поп-тарт — вид сладкого пирожка. », — ответила она. — Мой папа говорил, что через некоторое время ему хотелось взорвать каждый Поп-тарт, который он видел, потому что он очень устал от этой истории.

Миллман кивнул.

— Моя была о том, как одна летучая мышь никак не хотела пойти спать, — сказал он. — Моя мама говорила мне, что она возненавидела всех летучих мышей на следующие двадцать лет. К счастью, по ее роду занятий она редко видела летучих мышей.

— А какой у нее был род занятий?

— Она была скрипачкой.

Нита засмеялась.

— Ты засмеялась и улыбнулась, — сказал Миллман. — Уже не так плохо, как было, когда ты только пришла. Слушай, ты не обязана рассказывать мне никаких историй, если не хочешь. Можешь просто повторить одну из любимых тем. Жизнь, любовь, смерть…

— Смерть, — тихо сказала Нита.

Образ Одинокой Силы вдруг встал перед ее глазами. Затем она взглянула на Миллмана, задумавшись, успела ли она скрыть выражение своего лица.

— Та же история, — сказал Миллман. — И единственное, что мы узнаем, когда нам становится больше лет трех, это что конец будет. Но, блин, глядя на поведение людей, и не подумаешь! Взрослые отказываются говорить об этом… даже с людьми твоего возраста, кто действительно хочет услышать об этом, а также о других важных вещах — о начале жизни, об отношениях. Мы стараемся отвлечь себя, тратя свое время на другие, менее важные разговоры, на случаи — кто неудачник, кто успешен. Это жалкое зрелище. — Он покачал головой. — Мы вряд ли когда-либо сделаем все правильно для детей. Все, что вам от нас нужно — чтобы мы рассказали, как устроена жизнь. И так или иначе, вопрос жизни и смерти так беспокоит нас, что мы находим сотни способов избежать разговоров об этом, пока не станет слишком поздно.

Нита сглотнула.

— Моя мама хорошо рассказывала мне об этом, — сказала она. — Она… Моя мама говорила…

Нита остановилась, ожидая, когда глаза наполнятся слезами. Но этого не произошло. И в этот странный и горький момент тот факт, что этого не произошло , был непривычен для нее.

Она подняла глаза. Мистер Миллман просто смотрел на нее.

— Моя мама говорила, что важно умереть правильно, — сказала Нита наконец, — чтобы не приходилось смущаться позже.

Мистер Миллман лишь кивнул.

Несколько секунд они сидели молча.

— Думаю, она сделала это правильно, — сказал он. Сделал паузу и взглянул на Ниту. — Теперь имеет смысл спросить. Ты в порядке?

Нита думала об этом.

— Да, — ответила она. — В данный момент.

— Хорошо, — сказал он. — Давай на сегодня закончим. Только еще один момент.

— Какой?

— Что насчет карточных фокусов?

Учитывая более важные вещи, о которых она сейчас думала, этот вопрос казался таким раздражающим, что Нита была готова рявкнуть на него: « Вы не думаете, что у меня есть дела поважнее карточных фокусов? »

Но она взяла себя в руки.

— Ладно, — сказала она. — У меня есть один…

Она порылась в своей сумке для книг и достала колоду карт. Нита достала карты из упаковки и начала тасовать, надеясь, что такое движение поможет ей скрыть тот факт, что ее руки на самом деле дрожали от ярости. Хорошо , подумала она. Успокойся. Ты знала, что он спросит.

Но Кит…!

— Я должен вытащить карту или что? — спросил мистер Миллман.

— Сейчас, — ответила Нита. Она закончила тасовать и сказала: — Ладно, назовите одну.

— Пятерка треф.

Нита знала, где она находится, так как когда перетасовывала карты, то вытащила ее и положила вниз колоды. Она положила колоду карт на стол, надеясь, что он ничего не заметил. Затем она вспомнила, что сначала должна была перетасовать карты, и только потом спросить его, какую карту он выбрал. Так что этот трюк мог не сработать.

Меня это не волнует ! подумала Нита, я должна заставить его сыграть с этой колодой карт.

Она с трудом контролировала себя. Закончив тасовать карты, она разложила их на три колоды. Затем она прищурила глаза и сотворила небольшое заклинание, хотя и пообещала себе ранее, что не воспользуется им.

Мистер Миллман перевернул третью карту. Это была пятерка треф.

— Это было довольно очевидно, — сказал мистер Миллман, — этот гнев. И довольно понятно. Мы говорили о стадиях скорби раньше, что они не всегда запускаются в определенной последовательности. Позволь мне предположить, что когда гнев подходит так близко к поверхности, он легче вызывается необычными обстоятельствами, с чем ты, возможно, еще не сталкивалась.

Черт, прямо не сталкивалась , подумала Нита.

— Это не хорошо и не плохо, просто так есть, — сказал Миллман. — Но ты, должно быть, думаешь о том, к какому результату эта эмоция приводила в прошлом. Или может привести снова в будущем.

— Верно, — сказала Нита. Как бы ни появлялось и исчезало хорошее настроение в течение утренней сессии, теперь оно совершенно испарилось. Нита взяла карты, встала и вышла, направляясь на свой первый урок.

Нита была в смятении на протяжении всего урока истории, а затем и урока английской литературы. Она злилась на себя, что позволила себе потерять самообладание с Миллманом и этими карточными фокусами.

Она злилась, что позволила ему увидеть, насколько она злилась. Она злилась на невыносимое спокойствие и беспристрастность, с которыми он анализировал ее злость.

Она почти предпочла бы, чтобы он на нее кричал. По крайней мере, она бы нашла предлог, чтобы уйти оттуда, как ее мама когда-то говорила, «грызя ногти и фыркая». Она так сильно злилась… Нита остановилась буквально в середине мысли.