Рик Риордан - Затаившийся Оракул

Молодая девушка пела песню о сборе урожая на одном из моих дельфийских фестивалей. Её голос был настолько красив, что я влюбился. По правде говоря, я каждый год влюблялся в победителей и занявших второе место. Ну что могу сказать? Падок на мелодичные голоса.

Деметра не одобрила это. С тех пор как её дочь Персефону украл Аид, она стала несколько чувствительно воспринимать отношения её детей с другими богами.

Во всяком случае, мы перекинулись парой словечек. Снесли парочку гор до щебня. Опустошили парочку полисов. Ну, вы знаете, к чему могут привести семейные ссоры. В итоге мы пришли к шаткому перемирию, и с тех пор я старался держаться от детей Деметры подальше.

Теперь я — слуга Мэг Мак-Кэффри, дочери Деметры, оборванки, размахивающей серпами.

Интересно, кем был отец Мэг, если смог привлечь внимание богини. Деметра редко влюбляется в смертных. Да и Мэг была необычайно сильна. Большинство детей Деметры способны разве что заставить зерно прорасти да держать в страхе вредоносных бактерий. Владение двумя золотыми клинками и призыв карпои — вещи на несколько уровней круче.

Всё это пронеслось в моей голове, пока Хирон разгонял толпу, призывая всех сложить оружие.

Так как староста Миранда Гардинер отсутствовала, Хирон попросил Билли Ын — единственную оставшуюся в домике Деметры — сопроводить Мэг в четвёртый домик. Две девочки быстро удалились, Персик возбуждённо подпрыгивал между ними. Мэг бросила на меня обеспокоенный взгляд. Не особо зная, что ещё сделать, я показал ей два поднятых вверх больших пальца: «Увидимся завтра!».

Она не казалась такой уж воодушевленной, исчезая в темноте.

Уилл Солас заботился о раненой голове Шермана Янга. Кайла и Остин стояли над Коннором, обсуждая необходимость трансплантации волос. Я остался один и направился в свой домик. Я лежал на больничной койке в центре комнаты, уставившись на потолочные балки. Я снова подумал о том, насколько это удручающе простое, смертное место. Как мои дети терпят это?

Почему у них нет пылающего алтаря, почему они не украшают стены золотыми рельефами в мою честь?

Когда я услышал, что Уилл и другие возвращаются, то закрыл глаза и притворился спящим. Я был не в силах столкнуться с их вопросами или добротой, их попытками заставить меня почувствовать себя как дома, когда я чётко знал, что мне здесь не место. Остановившись в дверях, они притихли.

— Он в порядке? — прошептала Кайла.

— А ты бы была на его месте? — сказал Остин.

Молчание.

— Попробуйте немного поспать, ребята, — посоветовал Уилл.

— Это безумно странно, — сказала Кайла. — Он выглядит так…по-человечески.

— Мы присмотрим за ним, — сказал Остин. — Сейчас мы всё, что у него есть.

Я сдерживал рыдания. Я не мог вынести их заботы. Невозможность успокоить их или сказать, что они не правы, заставила меня почувствовать себя незначительным.

Меня укрыли одеялом.

Уилл сказал:

— Спокойной ночи, Аполлон.

То ли его тон был настолько убедительным, то ли я был настолько истощен, как не был веками, но я тут же погрузился в сон. Спасибо остальным одиннадцати Олимпийцам, у меня не было снов.

Утром я проснулся совершенно обновлённым. Моя грудь больше не болела. Мой нос больше не казался воздушным шариком с водой, прикреплённым к моему лицу. С помощью моего потомства (товарищи по домику — буду называть их товарищами по домику), мне удалось овладеть тайнами душа, туалета и раковины.

Зубная щётка повергла меня в шок. В последний раз, когда я был смертным, такого понятия не было и в помине. И дезодорант — какая жуткая идея, что я нуждаюсь в какой-то волшебной мази, чтобы мои подмышки не воняли!

Когда я закончил с утренними процедурами и оделся в чистую одежду из магазина лагеря: кроссовки, джинсы, оранжевая футболка Лагеря Полукровок, а также в удобное зимнее пальто из фланелевой шерсти — я почувствовал себя оптимистично настроенным. Почти. Возможно, я смогу пережить время, проведенное в человеческом облике.

Я оживился ещё больше, когда обнаружил бекон.

Ох, боги — бекон! Я пообещал себе, что когда верну своё бессмертие назад, то соберу девять муз. Вместе мы создадим оду, хвалебную песнь о силе бекона, которая доведет небеса до слез и вызовет восторг по всей вселенной.

Бекон хорош.

Да, это может быть названием песни: «Bacon Is Good».

Завтрак был менее формальным, чем ужин. Мы наполняли наши подносы в буфете и могли сесть где угодно. Восхитительно. (Эх, как же грустно осознавать, что тот, кто когда-то диктовал ход событий народу, теперь радуется свободной посадке). Я взял свой поднос и нашёл Мэг, которая одна сидела у подпорной стены павильона, закинув на нее ноги, и наблюдала за волнами на пляже.

— Как ты? — спросил я.

Мэг грызла вафлю.

— А, замечательно.

— Ты могущественный полубог, дочь Деметры.

— Мм-хм.

Если бы я мог доверять моему пониманию человеческих чувств, я бы сказал, что Мэг была не в восторге.

— Твой товарищ по домику, Билли… Она хорошая?

— Конечно. Всё прекрасно.

— А Персик?

Она покосилась на меня.

— Исчез прошлой ночью. Думаю, он показывается только тогда, когда я в опасности.

— Ну, это подходящее время для него, чтобы показаться.

— Под-хо-дя-ще-е, — Мэг касалась языком вафли после каждого слога. — Шерману Янгу наложили семь швов.

Я взглянул на Шермана, который сидел на безопасной дистанции по ту сторону павильона и смотрел на Мэг волком. На его лице был неприятный красный зигзаг.

— Я бы не стал беспокоиться, — сказал я ей. — Дети Ареса любят шрамы. К тому же, Шерману идёт образ Франкенштейна.

Уголки её рта дёрнулись, но взгляд был направлен куда-то далеко.

— В нашем домике травянистый пол — в смысле, там зелёная трава. А еще огромный дуб в середине, поднимающийся до потолка.

— Это плохо?

— У меня аллергия.

— Ох… — я попытался представить дерево в ее домике. Однажды у Деметры была священная роща дубов. Я вспомнил, как она была рассержена, когда смертный принц пытался срубить её.

Священная роща…

Внезапно бекон распространился по моему животу, обтекая мои органы.

Мэг схватила меня за руку. Её голос был далёким и непонятным. Я услышал только последнее, самое важное слово: «Аполлон?»

Я пошевелился.

— Что?

— Ты отключился, — она нахмурилась. — Я произнесла твоё имя шесть раз.

— Правда?

— Да. Что такое?

Я не мог объяснить. Я чувствовал себя так, будто бы стоял на палубе корабля, когда огромная, темная и опасная фигура прошла под корпусом — фигура почти различимая, а потом просто исчезнувшая.

— Я-я не знаю. Что-то о деревьях.

— Деревья, — сказала Мэг.

— Наверное, ничего особенного.

На самом деле все было совсем не так. Я не мог выбросить из головы образ из моих снов: коронованная женщина побуждает меня найти врата. Эта женщина — не Деметра. По крайней мере, я так думаю. Но идея о священных деревьях заставила меня вспомнить… кое-что очень старое, даже по моим стандартам.