Рик Риордан - Затаившийся Оракул

Я не хотел говорить об этом Мэг, пока еще все не обдумал. У неё было достаточно проблем для беспокойства. К тому же, после того, что произошло ночью из-за моей новой юной хозяйки, я наполнился тревогой. Я взглянул на кольца на её пальцах.

— Так значит, вчера… эти мечи. Эй, не делай так.

Брови Мэг нахмурились.

— Как?

— Ну, замыкаться в себе и отказываться говорить. У тебя лицо каменным становится.

Она яростно надулась.

— Это не так. У меня есть мечи. Я ими сражаюсь. И что?

— Ну, возможно, было бы славно узнать об этом ранее, когда мы боролись с духами Чумы.

— Ты сам сказал: «Этих духов нельзя убить».

— Ты уклоняешься от ответа, — я легко мог это понять, потому что освоил такую тактику много веков назад. — Стиль, которым ты дерёшься, используя два изогнутых клинка, — это стиль димахеров, гладиаторов из поздней Римской Империи. Даже тогда он был редок: это не только самый трудный для изучения стиль, но и самый смертоносный.

Мэг пожала плечами. Она сделала это достаточно красноречиво, но мне это ничего не дало.

— Твои мечи из имперского золота, — сказал я. — Это означает римскую подготовку и отмечает тебя как перспективного полубога для лагеря Юпитера. Но твоя мама — Деметра, богиня в её греческой форме, не Церера.

— Откуда ты знаешь?

— Помимо того, что я был богом? Деметра признала тебя здесь, в Лагере Полукровок. Это не было случайностью. Кроме того, её более древняя греческая форма намного сильнее. Ты, Мэг, сильная.

Её выражение лица было настолько настороженным, что я подумал, что Персик уже мчится по небу, чтобы вырвать мне волосы.

— Я никогда не встречала свою мать, — сказала она. — Я не знала, кто она.

— Тогда откуда у тебя мечи? От отца?

Мэг ломала свою вафлю на мелкие кусочки.

— Нет… Меня воспитывал отчим. Он дал мне кольца.

— Твой отчим. Твой отчим дал тебе кольца, которые превращаются в мечи из имперского золота.

Что за человек…

— Хороший человек, — отрезала она.

Я заметил сталь в голосе Мэг и решил сменить тему. Я почувствовал большую трагедию в её прошлом. А еще я боялся, что если продолжу спрашивать, то эти золотые клинки окажутся у моего горла.

— Прости, — сказал я.

— Мм-хм, — Мэг подбросила кусок вафли в воздух. Из ниоткуда, как курица-камикадзе весом в двести фунтов, появилась гарпия-чистильщица, схватила еду и улетела прочь.

Мэг продолжила, как ни в чём не бывало.

— Давай просто переживём этот день. Сегодня будет забег после обеда.

Дрожь пробежала по спине. Последнее, что я хотел — быть связанным с Мэг Мак-Кэффри в лабиринте, но я подавил крик.

— Не волнуйся об этом, — сказал я. — У меня есть план.

Она подняла бровь.

— Правда?

— Вернее, у меня будет план к обеду. Всё, что нужно, — это немного времени…

Позади нас дунули в рог.

— Утро, учебный лагерь! — проревел Шерман Янг. — Начнем! Возомнили себя черт знает кем! Я хочу, чтобы вы были все в слезах до обеда!

МНЕ НЕ ПОМЕШАЛА БЫ ЗАПИСКА ОТ ВРАЧА. Я хотел откосить от физкультуры.

Честно, я никогда не пойму вас, смертных. Вы пытаетесь поддерживать хорошую физическую форму путем отжиманий, приседаний, пятимильных забегов, преодоления полосы препятствий и других тяжелых упражнений, заставляющих потеть. Притом вы знаете, что это проигранная битва. В конечном счете ваши слабые, ограниченные в использовании тела испортятся и выйдут из строя, обеспечив вас морщинами, ослабевшими частями тела и одышкой.

Это ужасно! Если я хочу изменить форму, или возраст, или пол, или биологический вид, мне стоит только захотеть — и БАМ! Я молодой, крупный трехпалый ленивец женского пола.

Никакими отжиманиями этого не достигнешь. Я вообще не вижу логики в вашей постоянной борьбе. Тренировка — это не более чем удручающее напоминание о том, что кое-кто — не бог. Под конец занятий бегом с Шерманом Янгом я задыхался и обливался потом. Мои мускулы напоминали трясущиеся столбы желатинового десерта.

Я не ощущал себя нежной феей (хотя моя мама, Лето, всегда уверяла меня в этом), и я испытывал сильное искушение обвинить Шермана, что он относится ко мне как к таковой.

Я пожаловался на это Уиллу. Я спросил, куда пропала прежняя староста домика Ареса. Клариссу Ла Ру. По крайней мере, я мог очаровать ее моей ослепительной улыбкой. Увы, Уилл сообщил, что она учится в университете Аризоны. Ох, почему колледж приключается с абсолютно нормальными людьми?

После пыток я поплелся в мой домик и принял душ еще раз. Душ — это хорошо. Возможно, не так, как бекон, но все же. Мое второе утреннее занятие было мучительным по иной причине. Я был назначен на уроки музыки в амфитеатре с сатиром по имени Вудроу.

Вудроу явно нервничал по поводу того, что я присоединился к его маленькому классу.

Возможно, он слышал предание о том, как я живьем содрал кожу с сатира Марсия после того, как тот вызвал меня на соревнование в музыке (как я уже говорил, эпизод с обдиранием — чистой воды вранье, но слухи в самом деле имеют поразительную долговечность, особенно если я, возможно, был виновен в их распространении).

Пользуясь своей свирелью, Вудроу продемонстрировал минорные гаммы. Остин справился с этим без труда, даже невзирая на то, что он бросил вызов самому себе, играя на скрипке, которая не была его инструментом.

Валентина Диас, дочь Афродиты, изо всех сил старалась задушить кларнет, производя такие звуки, будто гончая бассет-хаунд скулит во время грозы. Дэмиен Уайт, сын Немезиды, подтвердил свое прозвание, выместив жажду возмездия на акустической гитаре. Он играл с таким остервенением, что порвал струну D.

— Ты убил ее! — сказала Кьяра Бенвенути. Она была симпатичной девушкой-итальянкой, которую я заметил накануне вечером — ребенок Тихе, богини удачи. — Мне была нужна эта гитара!

— Заткнись, Везучая, — буркнул Дэмиен. — В реальном мире бывают несчастные случаи. Струны иногда рвутся.

Кьяра выпалила залпом несколько итальянских выражений, которые я решил не переводить.

— Можно мне? — я потянулся за гитарой.

Дэмиен неохотно передал ее. Я склонился над корпусом гитары вблизи ног Вудроу. Сатир подпрыгнул на несколько дюймов.

Остин засмеялся.

— Расслабься, Вудроу. Он просто устанавливает другую струну.

Признаю, что реакция сатира меня порадовала. Если я все еще способен пугать сатиров, то, возможно, оставалась надежда вернуть мое былое величие. Начав с этого, я мог бы дойти до устрашения сельских животных, полубогов, монстров и второстепенных божеств.

В считанные секунды я заменил струну. Приятно было заниматься чем-либо столь привычным и простым. Я настроил высоту тона, но остановился, осознав, что Валентина разрыдалась.