Андрей Голышков - Карта Саммона са Роха

Всё — после такого не живут!

Люди не живут, впрочем и онталары тоже, вот и Вейзо Ктырь, согласуясь с последним, содрогнулся всем телом и затих, надо думать на веки.

— С Диро Кумиабулом поиграть решил?! — триумфально вскинул вверх руки человек. — С Тарратскими Медведями?!

Толпа неистовствовала.

Диро стоял так с минуту и опустил руки лишь, когда уверовал что Вейзо Ктыря уже нет среди живых.

— Готов, — выдохнул он оставшуюся ярость, развернулся и, шатаясь в изнеможении, побрёл к своим.

К нему подбежал Кеален Поро набросил что-то на плечи.

— Отличный бой, — похвалил телохранитель. — Такого мощного онталара завалить это дорогого стоит.

— Живучая тварь.

— Это да…

— Жалко тебе его стало? — уловив трагические нотки в голосе Кеалена Поро спросил Диро.

— Хороший был къяльсо, мало таких осталось…

«Вставай, Ктырь! Вставай! — резал сознание голос Алу'Вера в голове. — Ты не умрёшь здесь… вот так… как обычный уличный боец. Это не твоя судьба. И я не умру. Это не моя судьба! Я бессмертен, Ктырь, а значит бессмертен и ты! Встань онталар и дерись! За себя, за Монолу, за Тари и Дорда!»

И он встал…

Рёв толпы стих — обернулся недоумённым гулом.

Диро и Кеален Поро повернули головы — у сарая возвышалась перекособоченная фигура Вейзо Ктыря — весь в грязи и крови, вместо лица месиво, впалая глазница залеплена глиной, повязки нет, косы спутаны в ком, руки висят плетьми, лишь лихорадочный блеск единственного глаза подтверждал, что в этом переломанном теле ещё тлеет огонёк жизни.

— Как же ты мне надоел, тварь неубиваемая, — промычал Диро, сжимая кулаки.

— Нет, — попытался остановить вождя Кеален Поро.

— Уйди! — отмахнулся тот.

Почему Вейзо ещё жив, а главное что заставило его подняться, Диро не знал. Сил чтобы сопротивляться у онталара не осталось, он лишь взмахнул рукой, снова пытаясь ударить первым… но Диро, мощным ударом, смёл его.

Отлетев назад, онталар треснулся спиной о штабель досок у стены сарая… сполз вниз, дёрнулся и застыл, на этот раз окончательно.

— Проверь, — надрывно прохрипел Диро, случившемуся поблизости Чойуму Пятишкуру. — А то может опять мало ему.

— Сдох зеленорожий! — пытаясь перекричать рёв толпы и раскаты грома, возвестил Пятишкур.

— Закопай, — не оборачиваясь, приказал Диро.

Тари встала, открыла дверь и начала спускаться вниз — там было светло. Монола услышав её шаги, поднялась на встречу.

— Мне страшно! — пожаловалась Тари, всхлипывая. — Что это громыхает?

Монола вздохнула, ей тоже было страшно — странная тревога поселилась в её сердце.

«Это гроза», — показала она на пальцах. Несмотря на то, что Тари было уже четыре года, она почти не разговаривала ни с кем кроме Монолы, и наряду с обычной речью обучалась знакам, на которых та изъяснялась.

— Такая сильная гроза, весной?

«Да», — Монола взяла Тари на руки и усадила рядом с собой, укутала в одеяло.

«Так громко, — жестами показала девочка. — Мне страшно». И уже вслух спросила:

— А гроза не может нас убить?

«Нет», — Монола покачала головой, наклонилась и поцеловала девочку в лоб.

— А дядю Вейзо? Где он? Скоро придет?

«Скоро», — кивком заверила её женщина и вздохнула, тяжело и протяжно.

— Можно я останусь с тобой? — попросила Тари, успокоившись, она откинулась на подушки. — И ты не уходи.

«Я здесь, — грустной улыбкой ответила Монола. — Я с тобой. И дядя Вейзо с нами». — Сама не зная почему, она готова была разрыдаться.

Диро Кумиабул смотрел на то, как тело Вейзо Ктыря тащат к неглубокой и уже на четверть наполнившейся дождевой водой могиле.

— Вот же живучий был гад, — сказал он, вытирая тряпкой лицо. — Истый Хорбут Одноглазец.

— Хороший къяльсо, — повторился Кеален, — негоже так вот…

— Он мне, сука, чуть нос не откусил, — яростным шепотом оборвал его Диро. — Нос! Зубами… впился в меня…

Какое-то время после этого стояли молча.

— Ты не уходи, — наказал Диро, неожиданно смягчившись, — проследи, чтобы Пятишкур тело закопал, а то и впрямь обрубок Хорбутов присыплет для вида, а потом возьмет, да и свиньям своим останки скормит. С него станется.

— Я прослежу, — заверил Кеален. — Всё сделаем как надо.

Завыл, обласканный давеча Вейзо, старый пёс тигрового раскраса.

— Я тебе!

— Оставь его, — одёрнул телохранителя Диро, — пусть попрощается. И, правда, хороший был къяльсо Ктырь, — наконец согласился он, вздыхая. — На Тэнтраг надо уезжать, — с дикой тоской добавил. — Здесь жизни больше нет. Кончился Таррат, на «нет» сошел.

— Что там, что? Дай посмотреть. Да подвинься ты, — красавица Зафута толкала Акимошку в бок, налегала плечом, пинала коленом. — Уйди. Ну! Вот же хрячина упёртый.

— Тш-ш-ш! — недовольно фыркнул тот, не желая отодвигаться от щёлки в суконных занавесях. — Не насмотрелась ещё?

— Что там видать? — равнодушно спросил красавец Рол-бово, поправляя ремень с най-саром и ровняя ножны с бутафорским мечом. — Все собрались?

— Ух. Площадь битком забита.

— Да что ты мне про толпу рассказываешь. Сииты красивые на стене есть или, как в Нирове, одни хошерши меноурские? Да пусти ты девочку. Она же не просто так просит, ей по делу надо.

— Это, по какому делу? — упёрся Акимошка. — Кобелька высокородного присмотреть сиита Зафута желает? Вон они все рядком стоят, красавцы, как на подбор. Особливо на космаря рыженького в небесно-голубом шочерсе внимание обрати… Видишь? Нет? — но, несмотря на собственное же приглашение, отодвигаться Акимошка не спешил — делая вид что освободил место, упирался плечом, упрямо загораживая проход.

— Вот ты свин, — шлёпнула его ладонью чуть пониже спины Зафута. — Двигайся, говорю, давай.

— Да на, смотри, — «великодушно» разрешил Акимошка, отваливаясь на гору с бутафорским тряпьём, за что тут же получил от Пунгиса словесную затрещину:

— Ты что, дурень, творишь! Гляди, куда сраку опускаешь.

— Фи, быдлота, — подпустив в голос желчи, прогнусавил Акимошка. — В этом храме исскуств употреблять такие скабрезности.

Спектакль должен был начаться через три четверти часа, и Пунгис с ещё одной девицей из нанятых по имени Кила приводили в порядок тех, кому предстояло выйти на сцену в первом акте. Сейчас они были заняты Крэчем, дебют как-никак, а сам феа вряд ли мог справиться со своей экстраординарной внешностью. Кила, ловко орудуя гребнем, ровнял ему причёску, Пунгис наносил тауп на нос и щёки.

— Тэннар любвеобильный! — прыснула Зафута, как только разглядела «космаря» с тремя подбородками и толстыми щёками, похожими на собачьи брыли, смоляная бородища которого в локоть длиной, лежала на выпирающем животе. — Клянусь всеми прелестями Надиады, он будет моим!