Андрей Голышков - Карта Саммона са Роха

— Ладно, — смилостивился нуйарец. — Иди за мной, так уж и быть спрячу тебя.

Они поднялись по лестнице, там, помимо трёх кибиток, стоял шатёр, несколько работяг из сарбахов, усиленно работая молотками, сооружали сцену, две девицы драпировали уже готовую похожую на мельницу деревянную конструкцию. Со стороны площади слышались резкие возбуждённые голоса — пока ещё далеко, время укрыться было.

«Если найдётся где…».

Нашлось.

— Сюда лезь, — скомандовал нуйарец, откидывая полог. — Сундук видишь? — он указал в дальний угол, где под кучей разноцветного тряпья виднелись кованные медью углы большого ларя. — За ним ляжешь, тряпками укройся. И ни звука мне. Погоди, — остановил он собравшегося уже скакнуть в фургон Вейзо. Снял с крючка пучок вялой травы, и отхлопал им недоумённо взиравшего на его действия онталара.

— Что это?

— Не важно. Но собаки тебя теперь не почуют.

Вейзо не стал интересоваться, зачем эта трава висит у входа в фургон, кивнул и полез в угол.

— Градд Меем, — прорезался издалека взволнованный голос Акимошки.

— Иду.

Полог опал, фургон погрузился во мрак.

— Градд Неши! Какими судьбами? Чем обязан такой честью?

— Убийцу ищем, — ответили ему бархатным басом, — чужих, градд Меем, не видали? Лодка с зерном должна была мимо вас проплыть.

— Была лодка, на север пошла, вдоль берега. Вон туда… Убийца, подумать только! — Голос нуйарца с каждым словом звучал глуше, он отдалялся. Хозяин уводил гостя подальше от фургона с беглецом. — И кого он убил, позвольте спросить?

— Это сейчас не важно…

— Ну идёмте, уважаемый, я вас экехо угощу. Зафута, чаровница наша, такой экехо варит… — голоса отдалились на столько, что разобрать хоть что-то сделалось совершенно невозможным.

Вейзо приоткрыл полог, не с той стороны где входил, а с противоположной. «Окошко» выходило во внутренний двор. Там стояли две девушки, Акимошка и…

И Крэч Древорук!

«Хорбутовы ноздри! — Вейзо мгновенно вспомнил, где видел и нуйарца и Акимошку. Вспомнил, как сидел на горе и смотрел вниз на распластавшиеся тела: бедняги Лесоруба и Крэча. — Так это они карлу подобрали. И вот он здесь. Да, брат Вейзо, от судьбы не уйдёшь».

Ненавистный карла был обряжен в театральный костюм, на поясе меч, деревянный, такой же, как и у Акимошки. Они спорили, о чём Вейзо не слышал, Крэч широко размахивал руками, девушки что-то ему объясняли, тыча в лицо бумагами. Акимошка кивал то девицам, когда говорили они, то Крэчу, когда говорил он, вернее — орал, и было совершенно непонятно, на чьей стороне он находится. В какой-то момент феа психанул, скинул с себя гинтор и булту, отшвырнул меч и направился к фургону, в котором прятался Вейзо.

«Этого ещё не хватало, — онталар потянул из кожаря сургу. — Не ходи сюда, карла, не надо, — попросил. — Не нужно тебе сюда… Бог, мой Тамбуо, только не сегодня!»

Тамбуо смилостивился, Крэч остановился, не дойдя до фургона нескольких шагов и, поддавшись на уговоры девиц, вернулся: снова одел гинтор, напялил булту, взял в руки бутафорский меч.

Некоторое время они говорили, после чего разошлись. Дворик опустел. Вейзо расслабился, опустил полог и смежил веко…

— Эй, одноглазый! Вставай, Хорбут тебя раздери. — Нуйарец Меем тряс Вейзо за плечо. — Ну и здоров же ты спать.

— А? Что? Да-да, уже всё… что случилось? — он потёр глаза — оба, по привычке.

Ночь. Небо обложило тучами, а о присутствии звёзд и Сароса можно было только догадываться по редким полосам зеленоватого свечения, робко пробивающегося на стыках черных, грозовых облаков.

— Ничего не случилось, тебе, наверное, идти надо.

Вейзо кивнул.

— На вот, надень, — нуйарец протянул ему серый балахон с капюшоном, — и вот ещё, он снова взялся за пучок травы, которым давеча отходил Вейзо.

— Что за трава? Вам она здесь зачем?

— Да псинка у нас — Чиха, приблудная, это от кавалеров её. Житья от них нет, ни ей, ни нам. А что за трава я не знаю, надо феа нашего поспрошать, он её притащил. Хорошая травка — помогает.

— Что за феа?

— Ксамарк Тою.

— Зовут так?

— Зовут Вассегой Лосу, а Ксамарк Тою это прославленный къяльсо, которого он в спектакле играет.

— А-а, понятно. Вассега Лосу значит. Спасибо тебе, градд Меем. Я должен. Меня Вейзо зовут.

— Хорошо запомню, заходи коли рядом будешь. Да и так заходи.

Вейзо кивнул: понятно, мол, будет нужда — заскочу.

Пожали руки, и он пошел в темноту.

Вечер застал путников у небольшой баоковой рощи на пригорке.

Весь день дорога вела их вдоль пастбищ, которым не было конца, а когда снова начала подъём горы, и небо над головами закрыли могучие кроны вековых деревьев, Гейб Ваграут остановился.

— Ну, довольно на сегодня, — хрипло объявил он. — Место хорошее, был тут однажды. Здесь и заночуем.

— Только не одни мы здесь, дядька Гейб, — Кинк глядел куда-то в сторону. Левиор перехватил его взгляд, посмотрел в просвет меж деревьев; оказалось, что роща приглянулась не им одним — там, на поляне у порозовевших в закатных лучах валунов, привалившись спиной к стволу баока дремал сулойам — Белый. В том, что седой старичок в светлых одеждах, подпоясанный верёвочным поясом с двумя колокольчиками был адептом Ихольара, сомнений не возникло ни у кого.

— Это ж надо, — выдохнул Гейб, — вот и лекарь! Эй, Белый брат, пора вставать!

Но тот даже не пошевелился.

Они подошли. Гейб потряс сулойам за плечо — никакой реакции. Нагнулся — послушал, дышит старичок или нет, жив ли вообще. Оказалось что жив, просто спит крепко-крепко.

— Пусть поспит, дядьки, — сказал Кинк, — оставьте его, утро вечера мудренее.

— Да ты не понимаешь ничего, дурачок, его же к нам сам Ихольар послал! — радужно заулыбался Гейб, охлопывая мальчишку по плечам. — Всё теперь хорошо у нас будет.

Больше будить необременительного соседа не стали (решили, что к ужину он должно быть и сам проснётся), а нет, так утром поднимут; облюбовали дерево, в дюжине шагов от, умиротворённо похрапывающего сулойам; там же обнаружилось старое, полузасыпанное кострище.

Высоко над головой шелестели листья, за кустами журчал родник. Где-то вдалеке куковала кукушка.

Соорудили навес. Лохмоуха привязали на длинную верёвку, у края полянки, там зеленела молодая поросль барвинки и гадючьего лука. Гейб отправился в распадок за водой, Левиор набрал сушняка, Кинк надёргал у корней под папоротниками сухого мха; общими усилиями развели костёр, принялись за готовку. Рыка (так на верэнгский манер нарёк своего маленького тярга Кинк) по-хозяйски обежал полянку, пометил границы. Стараниями Гейба поспела мясная похлёбка, достали хлеб, овощи, кусок козьего сыра. Налегли дружно, и уже через полчаса неторопливой беседы с ужином было покончено. Сулойам, несмотря на запахи, так и не проснулся, но ему всё равно оставили.