Маргарита Блинова - Забавно быть студентом

Он качает головой и хрипло с болью шепчет:

— Это невыносимо, Лина…

Я внутренне вздрагиваю. Он сказал: «Лина». Доставала уже кучу времени не звал меня по имени, предпочитая сокращенную форму — Ангел. И не знаю почему, но мне стало дико обидно и… жаль! А еще я вдруг испугалась, что больше никогда не услышу, как он произносит «Ангел». С легким придыханием, улыбкой и непонятной теплотой во взгляде.

Так! Что за фигня теперь творится со мной?!

Доставала отворачивается, почему-то предпочитая буравить взглядом потолок, чем смотреть в мою сторону. Пару секунд мы оба молчим — Темный, видимо, собирается с мыслями, а я растерялась настолько, что не знаю, что и сказать.

К счастью, у Тринадцатого сегодня возникла необходимость выговориться, поэтому он вновь нарушает затянувшееся молчание.

— Сейчас ты зла и жаждешь поквитаться, но со временем это пройдет. Светлая часть твоей души возьмет вверх, и, возможно, ты даже найдешь в себе силы простить меня. — Мужчина улыбается, а затем звучит короткий смешок. — Конечно, простишь, по-другому у тебя просто не получится. Но… — он вновь касается моей руки и, не глядя, крепко сжимает. — Лина, я сам никогда не прощу себя.

В его голосе столько боли, а в глазах какая-то пугающая меня тоска. Я тихонько лежу, боясь шелохнуться, кусаю губы и теряюсь в догадках — для чего он все это говорит? И почему именно сейчас?

— Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я не могу перестать винить себя за то, что сделал тогда. Каждый раз, когда я касаюсь тебя, то содрогаюсь от мысли, что вновь могу покалечить.

Неосознанно вздрогнув, я почему-то двигаюсь к нему чуть ближе. Пусть это просто сон, но безумно хочется удостовериться, что он жив и с ним все в порядке. Прижавшись к боку мужчины, я чувствую своим голым телом его обжигающее тепло и словно губка впитываю.

Возникает безумное желание уткнуться ему в плечо, закрыть глаза и полежать так какое-то время, но Никлаус поворачивается и вновь начинает говорить:

— Знаешь, у себя на Темных землях у меня репутация одного из лучших воинов долины, умного политика, воплощенного огня рефаимов, — мужчина криво улыбается. — Но, по всей видимости, моя репутация была задержана при попытке пересечь Светлую границу.

Несмело улыбнувшись шутке, я сдвигаюсь к нему еще ближе, всего на миллиметр, хотя на самом деле уже давно хочу прижаться к широкой груди.

— Я постоянно ошибаюсь, — качает головой Тринадцатый, делая вид, что не замечает моих телодвижений. — Я не могу защитить тебя, я не могу показать, насколько предан и как сильно люблю. Я все делаю не так, тем самым отталкивая любимую женщину… Все влюбленные рефаимки ведут себя одинаково. Они ревнуют своих мужчин и делают все, что быть ближе. Но не ты… Ты меня не любишь.

Это звучит как откровение. Как признание очевидного факта. Это звучит, как неизбежный конец.

— Я не знаю, насколько меня хватит, Лина, — тихо шепчет Темный и закрывает глаза.

В наступившей тяжелой, давящей тишине я слышу печальный стук собственного сердца и хриплое, тяжелое дыхание лежащего рядом мужчины.

Пауза затягивается, и, чтобы хоть немного развеять эту навалившуюся атмосферу тяжести, я сажусь на постели.

— Спасибо, конечно, за столь ценные откровенья…

Мой голос почему-то хрипит. Я поспешно кашляю в кулак, восстанавливая связки, и взвинченно продолжаю:

— Просто хотелось бы внести капельку ясности. Твои слова означают, что ты больше не претендуешь на меня как на девушку?

Темный молчит, продолжая лежать с закрытыми глазами и все так же хрипло и прерывисто дышать.

— Ты уснул, что ли? — с возмущением произношу я и толкаю его.

Доставала вздрагивает, тихо стонет сквозь плотно сжатые зубы, и на его лице застывает гримаса боли.

— Эй, ты в порядке? — встревоженно спрашиваю, осторожно касаюсь его щеки, чувствую невероятный даже для Доставалы жар, а в следующий миг его голова безвольно отклоняется в сторону.

Вот это уже более чем ненормально!

— Эй! — в панике трясу его за плечо. — Темный, очнись!

В то же мгновение мои пальцы проходят сквозь пустоту, тело мужчины начинает истончаться и пропадать прямо на глазах.

— Нет! — в панике кричу я, зачем-то шаря по простыням, где еще секунду назад лежал Доставала.

Захлестнувшая паника заставляет вскочить с кровати, а отчаянье побуждает вынырнуть из этого странного сна. Открываю глаза уже у себя в комнате. Понимаю, что стою голыми ногами на холодном полу рядом с кроватью и дышу так тяжело, словно только что закончилась многочасовая тренировка в клане.

Растерянно оглядываюсь на мирно сопящую соседку, затем замечаю проснувшегося Рокки, сидящего около моих ног. Что делать?

«Ну, чего застыла? — неожиданно зло рявкает подарок горцев. — Беги к нему, бестолочь!»

После этих слов я, наконец, стряхиваю с себя противную растерянность и бегу к двери. Хорошо, что из-за морозов я надела на ночь пижаму. Не самая, конечно, лучшая одежда для выхода, но для того, чтобы добежать до преподавательского крыла, сойдет.

Впрыгнув в сапоги, хватаю с вешалки зимнее пальто и выбегаю в коридор. Одеваюсь на бегу, потому что внутри живет какое-то странное предчувствие — могу не успеть.

Испугав сонного вахтера, выбегаю на улицу.

Усилившийся мороз накидывается на лицо, обжигает голые руки, нос и уши, но я не обращаю на это внимания. Пока бегу, слышу скрип и шуршание снега под ногами, печальное завывание ветра и далекий шум города, но, как только вхожу в преподавательское крыло, меня обволакивает тишина. Печальная, путающая, не предвещающая ничего хорошего, и мне становится жутко!

Перепрыгивая через несколько ступенек подряд, поднимаюсь на нужный этаж, торможу у дверей в секцию Темных и отчаянно колочу кулаками.

Дура! Ну какая же я дура! Нашла время для мести! Он ведь был болен, организм ослаб и не может регенерировать. И магия не поможет, потому что Кимми и Корк не лекари, а мучители!

Он умрет…

От этой неожиданной мысли я едва не задыхаюсь и еще сильнее начинаю бить кулаками в дверь. Мне открывает Кебил и молча отходит в сторону, давая возможность беспрепятственно войти.

Они все здесь — все двенадцать человек, приехавших к нам на Светлые земли. Не спят и с мрачным выражением на лицах чего-то ждут. Кто в гостиной, кто около дверей в комнату Тринадцатого, а кто тихонько шепчется на кухне.

Чуть ли не бегом пересекаю гостиную и захожу к нему в комнату, чтобы сразу же увидеть тихо стонущего Никлауса и замереть. Его большое мускулистое тело занимает больше половины кровати, и кажется, что мужчина просто прилег после тяжелого дня отдохнуть, но стоит посмотреть на голую грудь, как сразу становятся видны три глубокие раны с идеально прямыми краями.