Нина Скипа - Стражи границы

На следующий день я решил прогуляться по пристани. Еще накануне я заметил в порту множество стоящих, прибывающих и отплывающих кораблей, а на причале разноязыких людей. Нужно сказать, что в плане языка магопереводчик может, порой, подвести. В смысле, что для того, чтобы понять на каком именно языке говорит ваш собеседник, переводчик нужно отключить. Я бы никогда не понял, что люди используют здесь не только эллинский, если бы некоторые из них не говорили на очень ломанном эллинском. Так что порой, моя твоя не понимай, мой переводчик откалывал еще и не такие штучки. Опять же, кроме эллинов, которые, правда, весьма отдаленно напоминали тип, увековеченный неизвестным скульптором под маркой Аполлона, встречались и другие, более смуглые люди, увенчанные разноцветными чалмами, весь вид которых напоминал сказки тысячи и одной ночи.

Этому я не мог не удивиться. Для пересечения границы нужно оформлять специальный пропуск, а и в Верхней Волыни, и во всех странах, про которые нам было известно, для оформления маленького пропуска требовалась целая гора бумаг. Нужно было выдвинуть достаточно серьезные причины, побудившие тебя на пересечение границы, например, научные изыскания, или поиски смысла жизни. Обосновать же при этом необходимость выезда было довольно проблематично. Эти же, не производили впечатление людей, занятых поиском подобных глупостей. Больше всего они напоминали моряков в увольнительной на берег. Вероятно, они ими и были.

Я засмотрелся на корабли и буквально налетел на смуглого, высокого красавца довольно плотного сложения, увенчанного белоснежной чалмой.

— Ох, извините, — проговорил я.

— Ничего страшного, — утешил меня моряк. Еще бы, по скромным подсчетам, он был вдвое тяжелее меня, так что все неприятности пришлись на мою долю. И куда только смотрит моя охрана?

— Знаете, я просто засмотрелся на тот корабль, и не видел куда иду, — продолжил я, пытаясь изобрести благовидный предлог для продолжения беседы. Как оказалось, я попал в точку.

— Мой «Имхотеп» поразительный красавец, правда?

— О, так это ваш корабль?

Человек радостно кивнул.

— А откуда вы? — не найдя благовидного предлога к дальнейшим расспросам, я решил идти напролом. Впрочем, мой собеседник решил отнести мое любопытство к своему кораблю, а в таком виде оно было ему лестно.

— Из Александрии.

— О, вы из Александрии?! — теперь меня пришлось бы силком оттаскивать от незнакомца. Сам бы я не ушел. — А мы как раз плывем в Александрию. Какое счастливое совпадение!

Незнакомец улыбнулся моему энтузиазму.

— Да, Александрия прекрасный город. Думаю, вам понравится. Хотя, вам, с непривычки, там может показаться шумно.

Если бы этот разговор проходил в читальном зале городской библиотеки, я бы понял моего собеседника. Но стоять в шумном порту и заранее извиняться за шум родного города — право же, это было выше моего понимания.

— А здесь вы по каким делам?

Незнакомец пожал плечами.

— Торговля. Мы привезли в Афины груз кофе, у них покупаем оливковое масло — знаете, оно тут буквально нипочем. А оливковое масло собираемся продать в Индии. Там возьмем груз сандалового дерева и продадим в Китае. Из Китая же привезем шелка, которые и продадим у себя в Александрии.

Я повнимательнее пригляделся к одежде своего собеседника. Пожалуй, она и в самом деле была сшита из шелка.

— Скажите, а вам не приходилось бывать в Верхней Волыни?

Александриец снова пожал плечами.

— Бывал раз или два. Верхняя Волынь покупает чай, кофе и пряности. Но вот из самой Верхней Волыни возить почти что нечего.

— Как — нечего? — во мне взыграла и национальная, и профессиональная гордость.

— Из ширпотреба в Верхней Волыни хорошо вино, оливковое масло, стекло и фарфор. Стекло, безусловно, лучшее в мире. Говорят, Верхняя Волынь славилась богемским стеклом еще до первой мировой войны.

— Так что ж вы говорите — возить нечего?

— Стекло — товар хрупкий. Возни с ним много. Да и с фарфором тоже. Некоторые возят фарфор из Верхней Волыни, некоторые — из Китая. Но я так вожу из Китая шелк и чай.

Что ж, мой собеседник был, безусловно, прав. Верхняя Волынь довольно активно торговала посудой и вином. Откуда иначе у нас были бы чай и кофе? Я стал прикидывать какой груз лучше взять во время задуманной мной поездки в Китай. Вино? Посуда? Но все это и на месте найдется в совершенно неограниченном количестве.

— А какие товары интересуют китайцев?

Мой собеседник понимающе улыбнулся.

— Некоторые сорта дерева, пряности, вина. Вы ведь из Верхней Волыни? Тогда везите вина и стекло.

Я покивал.

— И вот что, давайте пройдем ко мне на корабль, я угощу вас настоящим китайским чаем и мы поговорим.

Я хотел было согласиться, как вдруг опомнился.

— Спасибо, но я не один. Может быть, лучше поговорим на нашей территории? Я угощу вас великолепным верхневолынским вином.

Мой собеседник немного смутился.

— Последователи пророка не пьют вина.

Я вспомнил любимую историческую поговорку патриарха Мирослава — «Руси есть веселие пити», сочувственно покивал и придумал:

— А вы не пейте, господин. Вы дегустируйте. Должны же вы определить качество напитка. Иначе как вы можете его купить?

— У меня нет разрешения на торговлю вином, — возразил мой собеседник. Я понял, что он уже сдался, только ищет подходящий предлог для полной и безоговорочной капитуляции.

— А вы разве не думаете о расширении сферы ваших интересов?

Мой собеседник радостно улыбнулся, выразил полную готовность следовать за мной, и попросил только подождать, пока он сходит к себе на корабль за настоящим китайским чаем. По дороге к кораблю он несколько раз повторил мою фразочку — расширение сферы интересов. Видимо, заучивал наизусть. Я немедленно загордился и развеселился.

Мой араб вернулся буквально через десять минут, и мы все вместе пошли на «Переплут». По дороге Ахмат — так его звали — рассказал мне, что ему еще не приходилось встречать неверных, которые так хорошо бы говорили на его родном языке. Я скромно промолчал. А что я мог ответить, ежели я не имел ни малейшего понятия, на каком языке он разговаривает. Конечно, можно было бы провести лингвистический анализ, но для этого пришлось бы отвлечься от моего говорливого собеседника. А он рассказывал очень даже интересные вещи.

На корабле мы пришли в кают-компанию, я приказал подать вина из моих личных запасов, и соорудить какую никакую закуску. Юнга подал вино, фрукты, сыр и маслины, сообщил, что обед подадут, как только будет готов и скрылся. Я разлил вино и приготовился слушать.

Не знаю, что уж заповедовал своим последователям пророк, но Ахмат квасил будь здоров. После третьего стакана язык его начал явственно заплетаться, зато он принялся почти без перерыва поднимать заздравные тосты. Он пил за меня, за Лучезара, за Всеволода, за «Переплута», за Верхнюю Волынь и за наше плавание. Я, в свою очередь, поднимал стаканы за Ахмата, Египет и успех его, Ахмата, торговой деятельности. Попутно я узнал прелюбопытные вещи. Оказывается, после Третьей Мировой войны экономика Египта была полностью разрушена. Египет, как и многие страны, был ориентирован на международное разделение труда. А после установления жестких, восьмимерных границ, о международном разделении труда пришлось забыть. Но у Египта оказались открытыми границы с другими странами Африки. Собственно, во всей Африке только одна страна была отделена восьмимерной границей — это Южно-Африканская республика. Границы же между остальными стали еще более условными, чем были до войны. Страны, ориентированные на вывоз сырья и ввоз всего остального, кроме фруктов, оказались не у дел. Вывозить сырье им стало некуда, ничего больше делать они не умели. В результате, Магриб, Алжир и другие страны носили свои названия более чем условно. Они распались чуть не на кишлаки, группирующиеся вокруг редких оазисов и занимающихся разведением финиковых пальм, коз и верблюдов. Причем, вся живность была исключительно трехмерная.