Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье

Оставив кабинет, я спустился к задней двери, Рыжик последовал за мною. Оказавшись снаружи, я взял на изготовку ружье и внимательно огляделся. Рыжик бросился вперед – насколько я мог видеть, без малейшей нерешительности. Это свидетельствовало о том, что непосредственной опасности нет, и я прибавил шагу, следуя за псом, который уже успел добраться до края Ямы и внимательно обнюхивал его.

Минуту спустя я уже был возле него, и глаза мои немедленно обратились к Яме. Сперва мне трудно было поверить им, так изменилось все вокруг. Прежнего сумрачного ущелья, по дну которого две недели назад лениво пробирался прятавшийся под густыми ветвями ручей, как не бывало. Взору моему предстала унылая каменистая котловина, наполовину наполненная мутной водой. Со склонов ее была содрана вся растительность – до голого камня.

Слева от меня стена Ямы обрушилась совершенно, образовав клиновидную расщелину в поверхности скалы. Открытая сверху щель доходила почти до самой воды и углублялась внутрь камня футов на сорок. На краю обрыва ее ширина достигала футов шести, а внутри сужалась до двух. Но внимание мое привлекла не столько сама огромная расселина, как глубокое отверстие, зиявшее внутри ее – как раз в самом углу. Края его были четко очерчены и напоминали, пожалуй, арку, впрочем, прятавшуюся в тени и не открывавшую передо мной подробностей.

На противоположной стороне Ямы растительность уцелела, однако изуродованные кусты и деревья были настолько засыпаны пылью и битым камнем, что посчитать их живыми не представлялось возможности.

Сперва я решил, что вижу перед собой результаты оползня, однако вскоре сообразил, что обычный обвал едва ли мог привести к подобным последствиям. А тут еще и вода… Я вдруг оглянулся, внезапно уловив доносившийся справа шум текущей воды. Источника его я не видел, но тем не менее все-таки сумел догадаться, что звук доносится от восточной оконечности Ямы.

Я неторопливо направился в ту сторону… плеск становился все отчетливее и наконец зазвучал уже подо мной, не обнаруживая, впрочем, источника; наконец, опустившись на землю, я высунул голову за край утеса и не только услышал, но и увидел теперь чистый поток, изливавшийся на камни из отверстия в стене Ямы и сбегавший вниз в образовавшееся озеро. Чуть поодаль вытекала еще одна струя, а за нею еще две поменьше. Теперь было ясно, откуда взялась вода в Яме: русло ручья завалило камнями, однако тоже вносил свою заметную долю.

Но я по-прежнему ломал голову, пытаясь понять причину возникновения всех этих обвалов, ручьев и самой громадной расщелины. Ясно было, что оползень не может служить удовлетворительным объяснением. Только землетрясение или огромной силы взрыв могли бы привести к подобным последствиям. Однако ничего похожего я – вроде бы – не заметил. Я поднялся на ноги – и тут лишь вдруг припомнил тот грохот и поднявшееся следом за ним в воздух облако пыли. В неверии я качал головой. Нет! Должно быть, тогда грохотали падавшие глыбы скал и грунта… естественно, при этом разлеталась и пыль. Впрочем, невзирая на все аргументы рассудка, я ощущал, что подобная теория выглядит неудовлетворительной. Но как и чем еще можно объяснить случившееся? Пока я исследовал образовавшуюся котловину, Рыжик сидел на траве. И когда я отправился дальше вдоль северного края Ямы, он побрел следом за мной.

Внимательно озираясь по сторонам, я медленно обошел вокруг Ямы, но ничего нового не нашел. От западного края ее все четыре водопада видны были одновременно. Они находились довольно высоко над водой – футах в пятидесяти, по моему расчету.

Я побыл там какое-то время, стараясь приглядываться и прислушиваться, однако ничего подозрительного не услышал и не увидел. Вокруг было тихо, лишь вдалеке журчала вода, и никакие другие звуки не нарушали безмолвие.

Все это время Рыжик не обнаруживал признаков беспокойства. Я полагал, что его поведение свидетельствует о том, что Свинорылов более нет поблизости. Насколько я мог видеть, мой пес только обнюхивал траву и скреб ее лапой возле края обрыва. Временами он отбегал назад к дому – словно бы направляясь по невидимому для моих глаз следу, а потом немедленно возвращался обратно. У меня не было сомнений в том, что пес бегает вдоль следов Свинорылов, и тот факт, что каждый след приводил его назад к Яме, ясно указывал мне, что чудища вернулись туда, откуда пришли.

Днем я вернулся домой, чтобы пообедать. После мы с Рыжиком опять бродили по саду, но так и не обнаружили в нем свежих признаков пребывания мерзких созданий.

Лишь однажды, пробираясь сквозь кусты, Рыжик вдруг рявкнул и рванулся вперед… От страха и неожиданности я даже отпрыгнул назад, немедленно выставив вперед ствол ружья, но испуг разрядился нервным смехом: пес гнал кота. К вечеру мы прекратили поиски, и я повернул к дому. Сразу же, едва мы оказались возле высоких кустов, Рыжик исчез среди них и принялся там возиться, фыркая с явным неодобрением. Раздвинув стволом ружья мешавшие мне ветви, я заглянул внутрь. В общем, смотреть было не на что, если не считать обломанных ветвей, на которых какой-то зверь устроил себе лежку. Наверное, подумал я, здесь залегали Свинорылы в ночь атаки.

На следующий день я возобновил свои поиски в Садах, но безрезультатно. К вечеру я обошел все окрестности, и теперь уже мог не сомневаться в том, что ни одной твари там не осталось. С тех пор мне частенько приходило в голову, что я был прав с самого начала и Свинорылы вернулись восвояси сразу после неудачного нападения.

Прошла еще одна неделя; почти все свое время я проводил возле жерла Ямы. И по прошествии нескольких дней пришел к заключению, что открывшаяся в изломе расщелины арка и есть тот ход, через который пробрались сюда Свинорылы из своего нечистого логова, укрытого в недрах нашего мира. В справедливости своей догадки мне еще предстояло убедиться.

Легко понять, что мне ужасно хотелось узнать, в какую преисподнюю ведет этот ход; но страх мешал прийти в голову мысли о том, чтобы отправиться на разведку в глубины земные. Слишком свеж был еще в памяти ужас, сопровождавший появление Свинорылов, чтобы по собственному желанию отправиться, можно сказать, на встречу с ними.

Но время шло, и страх постепенно начинал забываться; наконец, несколько дней спустя, я подумал, что могу спуститься вниз и заглянуть в этот ход; я не настолько уже противился этой мысли, как можно было бы подумать. Тем не менее, я совершенно не собирался всерьез предпринимать подобное дурацкое приключение. Нетрудно понять, что по своей воле войти в эту угрюмую дыру мог лишь человек, решившийся на верную смерть. Однако человеческое любопытство настырно, и в конце концов желание ознакомиться с мрачным подземельем одолело меня.