Уильям Ходжсон - Дом в Порубежье

Словом, лежащие друг под другом Поля образуют колоссальную пирамиду, погруженную в недра земли.

Стены этой пирамиды сооружены из серого металла, как и сам Редут, – в каждом поле устроены опорные столбы и пол, и любое из них можно назвать чудом. Сооружение это надежно и прочно, никакие чудовища не способны проникнуть в просторный сад.

В нужных местах подземные угодья освещены Земным Током, его животворящий поток оплодотворяет почву, дарует жизнь и соки растениям и деревьям, каждому кусту и созданию природы.

На устройство Полей ушел, должно быть, миллион лет; при этом перекрыли и не знающую дна Трещину, из которой исходит Земной Ток. В сей подземной стране есть свои собственные ветры и воздушные течения, и, как говорит мне память, они никак не связаны с огромными вентиляционными шахтами Пирамиды. Впрочем, в этом я могу и ошибиться, потому что мне не дано знать всего о Великом Редуте, ибо никому из людей не под силу вместить все эти познания.

Мне достаточно знать, что мудро устроенные ветры реяли над подземной страной, их здоровые и ласковые прикосновения колыхали колосья, будили по весне шелковый смех маков. Многие люди спускались в Поля на прогулку – группами или поодиночке, как бывает и в наши дни.

И, встречая там очередную из тысяч влюбленных пар, я всякий раз вспоминал о своей милой; о тихом ее голосе, время от времени говорившем со мной столь негромко, что, даже обладая Ночным Слухом, я не мог понять ее слов, как бы ни вслушивался. Иногда я и сам звал ее.

В Пирамиде издревле существовал закон; проверенный и здравый, он устанавливал, что ни один муж не имеет права выйти в Ночную Землю до достижения им двадцати двух лет; женщины вообще не обладали таким правом. Ну а тот, кто, достигнув подобного возраста, стремился испытать себя в подобном приключении, должен был выслушать три лекции об известных в Пирамиде опасностях Ночного Края, а также правдивую повесть о жуткой участи и увечьях, выпадавших на долю тех, кто все-таки шел на риск. Если, выслушав все это, юноша не терял желания – и если его находили годным, – добровольцу позволяли предпринять приключение; тех, кому удавалось расширить познания Пирамиды, ждали высокие почести. Но всякому, кто уходил в грозный Ночной Край, на внутренней стороне левой руки под кожу вживляли небольшую капсулу; когда ранка сия заживала, юноша мог направиться навстречу приключениям.

Таким образом, удавалось спасти душу молодого человека, если ему суждено было попасть в безвыходное положение; чтобы не погубить душу, он должен был раскусить капсулу, и тогда немедленно находил спасение в чистой смерти. Надеюсь, вы поймете теперь, сколь предельную опасность представляла для человека Темная та Земля.

Я пишу об этом лишь потому, что мне пришлось самому совершить Великий поход через Ночную Землю, и уже тогда эта идея начинала приходить мне в голову. Негромкий зов доносился до меня все чаще, и я уже дважды посылал в вечную ночь Слово Власти. Впрочем, не имея полной уверенности, я более не повторял сего поступка, ибо Словом нельзя пользоваться легкомысленно. Но часто душа моя взывала к Мирдат, унося ее имя во тьму. Но всякий раз мне отвечал только слабый шелест, а это значило, что говорит слабый дух или же Прибору хватает Земной Силы. Словом, долгое время я не был уверен, пребывая в томлении и тревоге.

И вдруг однажды – я как раз стоял возле приборов Наблюдательной Башни – в час тринадцатый вострепетал эфир вокруг меня так, как будто возмутилась вся пустота. И я дал сигнал к молчанию, и люди в башне застыли на своих местах, склонившись над дыхательными колоколами.

Тогда вновь послышался негромкий звук, запевший звонким зовом в моей голове: девичий голос звал меня по имени, древнему земному имени нашего с вами дня, а не того, будущего века. Я испугался, потрясенный пробудившимися воспоминаниями. И немедленно послал в ночь Слово Власти, и весь мир исполнился движения. Сразу настало молчание, а потом вострепетала пустота ночи, и биение ее слышал лишь я во всем великом Редуте, пока не пришли самые сильные вибрации. И вот все вокруг меня запульсировало в Слове Власти, принесшем из Ночи уверенный ответ. Тогда-то – хотя я уже знал, что это Мирдат призывает меня, – я уверился в этом.

И я позвал ее по имени, воспользовавшись прибором, и немедленно получил ответ, тьма пропустила давнее полюбовное имя, которым она некогда называла меня. Тут я наконец вспомнил о людях и сделал знак, чтобы они продолжали свои дела, потому что течению Анналов не следовало нарушаться, а я уже установил связь.

Рядом со мной уже стоял Мастер над Монструваканами со скромностью юного ученого, которого позвали сделать нужные заметки, внимательно поглядывая на всех остальных – с истинной добротой. Так, не переставая удивляться, заговорил я с девушкой, обитающей в Мире Тьмы, знавшей мое нынешнее имя и то, которое дала мне любимая, носившая имя Мирдат.

Я долго расспрашивал – к своей печали. Оказалось, зовут ее здесь не Мирдат, а Наани, а еще – она не помнила моего имени; просто в библиотеке ее жилища хранилась повесть о человеке, который назывался тем любовным именем, которое она произнесла, обратившись к ночи; девушку в той книге звали Мирдат, и когда Наани услышала это имя, она немедленно вспомнила о той древней повести и ответила мне – как могла бы ответить та дева.

Словом, моя романтическая любовь исчезла, и я остался в смущении и печали, удивляясь тому, что в какой-то книге могла найтись повесть, похожая на мою; впрочем, всякому следует помнить, что все любовные истории пишутся одним пером.

Но даже тогда, в час странной и дурацкой скорби, я ощущал восторг, хотя понял это уже потом, получив возможность подумать. Девушка, позвавшая меня из глубин мрака, удивилась тому, что голос мой звучит выше, чем прежде. Она заметила это небрежно, не задумываясь, я сразу испытал прилив надежды, потому что в нынешние дни, в нашем времени, голос мой очень низок. Я спросил ее – неужели герой той книги говорил басом; она удивилась вопросу и ответила отрицанием; дальнейшие вопросы только смутили ее.

Могло показаться странным, что мы способны разговаривать о подобном пустяке, имея столько предметов, о которых следовало бы переговорить; если бы человек нынешнего века сумел вступить в общение с теми, кто, возможно, живет на красной планете Марс в глубях небесных, чудо такого общения едва ли могло превзойти то, что произошло, когда из Внешней Тьмы в Великий Редут прилетел человеческий голос. Истинно говорю, подобного не случалось уже миллион лет.

Как я узнал потом, новость эта быстро распространялась вниз через города к подножью Пирамиды; Часовые Заметки были полны новостей, все города пришли в волнение и возбуждение; за какой-то момент я стал более известен, чем за всю свою жизнь. Тот зов, который я слышал прежде, был весьма неопределенным, его легко можно было объяснить естественными причинами – дуновениями воспоминаний и мечтаний. Как и прежде, видения мои относились к древности мира, когда солнце еще сияло, и мир был светел, и о них узнали все города – из Часовых Заметок, давших повод для бесед и споров.