Лидия Захарова - Дикая принцесса (СИ)

В доме все стихло на некоторое время. Потом по коридору к себе в комнату прошла госпожа Мариника, а несколько минут спустя – какой-то мужчина, звонко цокая обитыми железом каблуками. Если бы Тари собственными глазами не видела, что Гергос уехал, она бы непременно выглянула в коридор, чтобы проверить, а так ей было все равно.

В Льен она вернулась только к обеду следующего дня. Вопросов ей никто не задавал, но госпожа Дайана с некоторым ехидством сообщила, что дану этим утром уехал в столицу и вернется лишь дней через двадцать, не раньше.

Но он не вернулся и через месяц.

Начался сезон, и Тари почти каждый день куда-нибудь приглашали: на прогулки, званые обеды, балы и просто вечеринки на пятнадцать-двадцать человек, для «своих». Странные люди, которым ее впервые представили на балу у госпожи Мариники, постепенно сделались хорошими знакомыми, несколько молодых людей пытались за ней ухаживать, Энту влюбился в первый раз... А госпожа Дайана в первый раз напилась.

За ужином она выпила лишь пару бокалов, но, когда все перешли в гостиную, она приказала принести бутылку наливки. В тот вечер у них было несколько гостей, и разговоры не смолкали ни на минуту. Тари с удовольствием обыгрывала Энту в каранту, госпожа Дайана со смехом вспоминала молодость. Долгое время никто ничего не замечал. Да, она смеялась громче обычного и ее речь звучала чуть-чуть неразборчиво, но всем было слишком весело, ее рассказы подчас выходили такими забавными!

Когда гости начали расходиться, госпожа Дайана послала Парлато за новой бутылкой. Энту ушел, чтобы проводить товарища, и госпожа Дайана налила и выпила несколько рюмок подряд, прямо на глазах у Тари. Когда вернулся ее сын, она продолжила беседу, как будто ничего не случилось.

Но ее глаза странно блестели, в движениях, несмотря на некоторую заторможенность, появилась истеричная резкость.

Энту отложил карты и зевнул.

– Прошу прощения, дамы, я спать.

Тари хотела было последовать за ним, но госпожа Дайана ее удержала:

– Я бы хотела с тобой поговорить.

Когда Энту ушел, она добавила:

– Как женщина с женщиной.

Тари невольно напряглась.

– Сегодня утром я получила вот это. Прочти.

Она извлекла из поясного кошеля сложенное письмо. Тари осторожно взяла бумагу и развернула. Она тут же узнала почерк, и сердце забилось еще быстрее.

Гергос писал, что не вернется в Льен в ближайшее время, но хотел бы перевезти свою воспитанницу поближе к столице. Он снял специально для нее дом в пригороде и надеется увидеть Тари еще до конца недели. Дальше следовало еще несколько абзацев, касавшихся управления поместьем. В конце дану просил помочь Тари с переездом, но пообещал, что сопровождать ее Дайане не придется, он пришлет кого-нибудь или попросит Маринику.

Тари перечитала письмо несколько раз. Оно было не первым, Гергос упоминал в тексте прошлые свои послания. Но почему же он не написал ничего ей? За все это время – ни строчки! И даже о переезде он предпочел сообщить через госпожу Дайану.

– Ты рада?

Насмешливый голос заставил Тари оторваться от письма.

– Да... я думаю.

Госпожа Дайана улыбнулась кривоватой пьяной улыбкой.

– Знаешь, что это значит? Возможно, твоя мечта сбудется.

– Какая мечта?

– О, не делай вид, будто не понимаешь меня. Ты, девочка, совсем не умеешь притворяться, и эти твои большие щенячьи глазки... Ничего, ничего... Сейчас ты счастлива, но не думай что это навсегда. Я тоже когда-то была молода. И даже вышла замуж по любви, родила прекрасного сына... А потом мой муж умер, сын лишился наследства, а я сделалась приживалкой в собственном доме, – голос госпожи Дайаны стал тише, в нем появились угрожающие нотки. – Наша жизнь зависит от капризов чужого по сути человека... Ненавижу.

Она замерла, глядя в одну точку, а у Тари побежали мурашки по рукам и спине. Последнее слово прозвучало так трезво, так отчетливо – и спокойно. Как простая констатация факта. И от этого было лишь страшнее.

– Ни я, ни дану никогда...

– И ведь ты действительно так думаешь! – рассмеялась госпожа Дайана. – Это пройдет. Ты веришь в это, потому что еще слишком молода и неопытна. Ты не знаешь, что такое быть матерью. Но как только какой-нибудь идиот назовет твоего ребенка безродным ублюдком, ты тут же потребуешь от Онсо признать его. И ты захочешь дать ему образование, позволить жить и любить, не думая о хлебе насущном...

Тари попыталась проглотить ставший в горле комок. Она всерьез опасалась, что госпожа Дайана сейчас бросится на нее и задушит. Но женщина лишь смерила ее усталым взглядом и вновь потянулась к бутылке. Тари воспользовалась этим и самым постыдным образом сбежала из гостиной. Слова госпожи Дайаны долго не давали ей уснуть. И радости от предстоящей встречи с Гергосом больше не было.

Кто она такая, чтобы пытаться занять место рядом с ним? Какое она имеет право? Если бы Энту был всего на полгода старше, именно ему досталось бы все, его дядя мог бы претендовать лишь на жалкие крохи... И ведь Гергос пообещал Дайане, что никогда не женится, не заведет детей... или хотя бы не признает бастардов. Он дал слово, от этого, возможно, зависит его жизнь, так какое Тари имеет право вмешиваться?

Она должна выкинуть из головы все эти глупости, увидеть в нем просто нареченного отца, своего благодетеля, человека, который подобрал ее на улице и вернул в свет... Тари со злостью перевернула подушку – эта сторона совсем промокла.

***

Токана, северный пригород Анкъера утопала в цветах. Запах стоял сумасшедший, хотя, по мнению Окъеллу, ему не хватало морской свежести. Со временем температура будет лишь повышаться, и вскоре не спасут ни навесы, ни лед в стаканах с лимонадом. Гергос сидел на террасе небольшого коттеджа, поглядывая поверх разросшихся гортензий на ворота. Ехать досюда от Льена было часов пять, и если Мариника с Тари выехали сразу после завтрака, то вскоре должны будут показаться на одной из мощеных желтым песчаником дорожек.

Последние несколько дней Гергос провел в Анкъере, специально, зная, что, останься он в Токане, и станет просиживать так целыми днями. Наваждение не проходило. Поначалу думалось: отпустит. Стоит уехать подальше, отвлечься, найти кого-нибудь в меру понимающего и доступного... Не помогало. Он ждал. Ждал столько, сколько мог, но странная тоска по-прежнему грызла сердце. Та самая тоска, шальная и болезненная, которая появилась в глазах Тари, когда он назвал ее ребенком. Опять. Как называл уже сотню раз, просто в тот момент... В том момент она уже не была ребенком. Да, она вела себя глупо, вызывающе, как могла себя вести только очень молодая и очень неопытная женщина. Но все же женщина.

Странно, что он совершенно упустил это из виду. Наверное, неосознанно пытался защититься и потому постоянно подменял образ Тари намного более безопасным и привычным образом Ри. Иногда правда прорывалась наружу и случалось то, что случалось. Как тогда ночью, когда Тари плакала, и он бросился ее успокаивать. Тогда он четко знал, кто перед ним, и остановился отнюдь не из-за ее возраста или статуса.