Александр Никатор - Избрание

Аргуин трясся словно в лихорадке, перед завтрашним приездом внуков, что так его напугали своими криками ещё при проводимых им, предварительных переговорах о церемониале заезда всех четверых в столицу.

Магинарий Имерий был весь в думах о размещении постов гвардейской имперской и столичной стражи — при завтрашней встрече внуков покойного императора, а министра Дезидерия одолевали невесёлые размышления о его собственных дальнейших шагах: поссорить свиты наследников и в дальнейшем перекинуть конфликты данных заинтересованных лагерей на группу Избирателей — самому же став умудрённым и влиятельным «нейтральным» примирителем и арбитром, что поможет погасить конфликты и предложить устраивающие всех варианты…

План был уже составлен, но одно очевидное опасение крайне тревожило главного имперского министра: он, как выяснилось лишь сейчас, крайне слабо представлял себе группы поддержки провинциальных наследников и времени на их изучение у него уже не было. Следовало рисковать и действовать несколько наобум!

Входящие в «Малый имперский совет» сановники, быстро попрощавшись разошлись, так как у всех его участников ближайшая неделя должна была быть заполнена государственными заботами крайней важности, от успеха которых зависела судьба империи, да и их самих.

На утро следующего, после данного собрания, дня, когда должны были наконец въехать в столицу империи люди, одному из которых предстояло её возглавить — город походил на взбудораженный пчелиный улей: огромные празднично одетые толпы людей, как вставших пораньше горожан столицы, так и прибывших из соседних многочисленных городков вокруг, а то и провинций.

Постоянно носящиеся повсюду курьеры и гонцы, как имперские — так и аристократов. Огромные полотнища флагов и выстроенные небольшие башни, с эмблемами всех приезжающих наследников.

На площадях беспрерывно гремели оркестры и постоянно раздавалась дробь барабанов. Множество стражников стояли в строю, ограждая площади и улицы от наседавших толп людей, или разбрелись пятёрками на свои посты.

Разодетые рыцари в парадных, укороченных и облегчённых, начищенных до солнечного блеска, доспехах и высокая знать — разодетая в тонкую шерсть и бархат, золотые украшения с огромными камнями и перья редкостных птиц в головных уборах, словно бы бахвалились друг перед другом своими нарядами.

Море цветов повсюду и даже нарисованные картины — теперь украшали окна и террасы домов или стояли под охраной слуг у дворцов, мимо которых, по непровереным слухам, должны были проехать прибывающие в столицу сегодня наследники.

Сановники и многие из тех кто должны были встречать наследников покойного императора на трибуне у императорского дворца — прибыли туда ещё самым ранним утром, под охраной городской стражи или вовсе провели ночь в гостевых апартаментах самого жилища покойного правителя, дабы не тратить время и нервы на утренний проезд по большому полису с волнующимися массами черни.

Столицу словно приодели в новые, невиданные ранее одежды и увеличив население в ней, как по мановению руки, вдвое — заставили почти всех людей в городе: петь или кричать, носиться словно угорелые и искать себе подходящее место что бы удобно было глазеть, а найдя его — отбиваться от иных соискателей, с силой толкающих счастливцев в спину.

Взбудораженные люди перебегали с места на место, пытаясь найти участки улицы для осмотра проезда наследников, где бы лучше всего было можно рассмотреть прибывших провинциальных вице-королей.

Но все подобные уголки и пятачки были ещё с ночи заняты более удачливыми и настойчивыми, и драться с находившимися там стражниками или завсегдатаями подобных столичных парадов — у новичков не было ни малейшего желания.

Нагловатые жители столицы, что смело толкались и оттесняли более слабых, и немного стесняющиеся такого наплыва людей, крестьяне, из соседних со столицей сёл — явно обалдевшие от суеты и напора столичной давки. Их всех кружило в человеческом море и нередко выбрасывало совсем не в том месте, куда они планировали изначально прибыть.

— Ты какого тут стоишь, как пень?! — вызверился парень лет семнадцати, в кожаном жилете поверх светлой рубахи и с крохотным цветком в верхнем кармане, на своего ровесника, может бывшего чуть младше его.

Младший из юношей мешал ему быстро перескочить, оказавшийся свободным крохотным проход и очутиться на другой стороне улочки, с которой можно было наблюдать приезжих знатных провинциалов когда те прибудут, как на самой улице — так и на соседней площади где уже стояли шеренги стражи и вовсю надрывался оркестр. Место на повороте — стоило того что бы за него побороться!

— Я? Что… А что? Да я тут… — замямлил тот к кому обращались и завертел головой, не понимая чего от него хотят.

— Ты! Иди прямо, на ту тётку с клумбой у себя на голове. Да! Давай вместе двигать в том направлении!

Оба юноши вскоре достигли указанной матроны и более разбитной старший парень, будучи к тому же местным, за плечо развернул своего случайного спутника и показал ему на проплешину среди людей, на повороте с улицы на площадь, прокричал случайному сотоварищу прямо в ухо: «Там будем стоять! Всё увидим: и на уличном проезде, и когда их на площади начнут криками приветствия встречать стражники, а оркестр чего-нибудь эдакое изобразит в их честь… Давай туда!»

Потолкавшись немного на новом месте и послав куда подальше пару глухихи старух и хамовитого толстяка мясника, более старший из ребят решил наконец вновь обратится к ровеснику: «Ты откуда? Селянин?»

Младший немного испугался, потом поправил свои короткие штаны и довольно бедненькую грубую тканную курточку, и обиженно засопев спросил: «И что?»

— Дурья голова — да ничего! Я так, для разговора, пока наши будущие правители прибудут. Ты слишком медлителен для горожанина, тем более столичного. Значит прибыл откуда то из ближайших сёл или вместе с торговыми повозками, что массово тащат товары к нам, в преддверии праздника Избрания и Коронации, ведь так?

— Угу… — вовсю заулыбался довольный объяснением младший из ребят. — Я был с нашими бочарями. Батя при них мастером, а меня взял что бы я посмотрел на такое великое событие: смену правителя нашей державы! Вот.

— И как вас сударь, сын мастера бочара, зовут? — не без ехидства поинтересовался горожанин.

— Жак. Сын Жана.

— Жак-простак. — немного грубо констатировал местный юноша.

— Почему? — скорее с любопытством, чем обидой в голосе, спросил Жак.

— Честно говоря — не знаю! Наши, из мелких дворянчиков без земли и рыцарей, которых по походам лишь пинками и таскают — именно так вас всегда называют, когда напьются. Причины этого мне неведомы, возможно что такое было поводом…