Гай Кей - Дети земли и неба

Раненый мужчина неуклюже поднялся на ноги, обе его руки повисли вдоль туловища.

— Пес напал на меня! А потом эта сука меня ранила! — прорычал он.

— Неужели? А ты что делал? Что вынудило ее к этому?

Молчание.

— Отвечай!

— Мой господин, вы же не можете ожидать от мужчины…

— Что? Но я ожидаю! Я вам сказал об этом. Я отдал приказ.

— Некоторые вещи неестественны! Женщина в боевом отряде. Вы не можете приказать нам…

Даница поморщилась. «Глупый человек», — подумала она. У Скандира был с собой меч в ножнах. Командир обнажил его.

Она шагнула вперед.

— Прошу вас, господин. Не надо. Вам нужны бойцы. Это боец. Я не хочу, чтобы его смерть легла на мою совесть.

Он в упор смотрел на нее, его бородатое лицо при лунном свете выглядело мрачным. Он сказал:

— Не на твоей. Это самонадеянность. Я отдал приказ. Не могу ожидать, Никлас? Это насмешка! Меня можно игнорировать? Это мне нанесено оскорбление! — крикнул он, оглядываясь вокруг в темноте. Но он не велел ей отойти в сторону. Если он прикажет, ей придется подчиниться, и этот человек умрет. Она это понимала.

Скандир вложил клинок в ножны.

— Если кто-то пожелает, пусть перевяжет его раны.

— Я подежурю вместо него, — предложила Даница.

Через некоторое время ее кто-то сменил. Она снова легла спать, Тико, теплый, надежный, лег рядом с ней. Она обняла его рукой.

Ночь прошла. Никаких змей не появилось. Они слышали волков, но волки всегда бродят тут в темноте. Они проснулись на восходе солнца, помолились. Наполнили свои фляги из ручья, поели черствого хлеба и поехали на юг. Никласу потребовалась помощь, чтобы сесть на коня, так как у него были забинтованы обе руки. Но он держался в седле.

День выдался ветреный. Она поравнялась со Скандиром. Ей было тревожно. Возможно, разумнее не разговаривать с ним сейчас, но у нее появилась одна идея. Некоторое время они молчали. Она ощущала исходящий от него гнев, словно волну жара.

— Тебе нужно больше использовать ноги во время езды, — сказал он, глядя прямо перед собой.

— Я знаю. Я научусь. Я его намеренно не стала убивать, вы понимаете.

— А я намеревался его убить. Я отдал им прямой приказ насчет тебя.

Вокруг раскинулась равнина, с редкими рощами сосен и дубов, слева текла река. Такой проселочной дорогой фермеры ездят, когда везут продукты на базар. Где-то южнее отсюда Саврадию сменяла Тракезия, она точно не знала, где именно, да и никто, наверное, не знал. Еще одна подвижная граница, существующая в воображении людей.

— Тебе нужно знать то, что знают все, кто сражается вместе со мной, — сказал он. — Если идет бой, в котором меня могут захватить в плен, меня необходимо убить первым. Ты понимаешь? Я не должен попасть к ним в плен.

Даница посмотрела на него. Очень высокий мужчина, не молодой, седеющие волосы и седеющая борода. Легко держится в седле, несмотря на возраст. На этот раз он ответил на ее взгляд, его голубые глаза были темнее, чем у нее.

— Ты понимаешь? — повторил он.

— Я убью вас, если придется, — сказала Даница.

Он что-то проворчал. Кивнул. Улажен маленький, необходимый вопрос.

У нее тоже имелся свой маленький вопрос.

— Что касается произошедшего прошлой ночью. Есть один способ, чтобы остановить ваших людей, этих, и тех, к которым мы едем, чтобы эта неприятная ситуация больше не возникала.

— Покинуть нас? Ты можешь это сделать в любой момент. Никто не заставлял тебя остаться со мной.

— Нет, не такой способ, — возразила она. — Я здесь по собственному выбору, — она смотрела прямо перед собой. — Если я выберу одного мужчину, и он будет достаточно сильным, другие это поймут, не так ли? Из уважения к нему.

Он ничего не ответил. Она сосредоточилась на работе ног, сжимающих бока коня. Ей необходимо научиться лучше это делать, сказала она себе.

— Это твой выбор, — в конце концов, ответил он. — Я готов убить любого, кто не подчинится моему приказу.

— Я это знаю. Это… не лучший выход, правда? Если говорить правду?

— Да, — согласился он. — Если говорить правду.

— Мой способ был бы лучше?

Она снова взглянула на него. Он не смотрел ей в глаза, он упорно смотрел вперед, туда, куда они ехали. Но кивнул.

— Вероятно, так лучше. Но выбирать тебе. Я говорю серьезно!

— Хорошо, — ответила она. И неожиданно почувствовала, что ей смешно, но не только. — Я принимаю ваше предложение. Выбирать мне. Сегодня я буду ночевать вместе с вами.

Он залился краской. Она сдержала улыбку, но ей очень хотелось улыбнуться. Маленькие удовольствия, которые дарит жизнь.

— Нет-нет! — воскликнул он. — Я не… это не то, что…

Даница все же позволила себе улыбнуться.

— Это мой выбор, как вы сказали. Зачем мне выбирать кого-то другого?

Он бросил на нее взгляд. Она увидела, что по-настоящему смутила его. Он сказал:

— Потому что я стар и немощен, — и опять уставился на дорогу.

— Это не так. Я видела вас в бою.

Снова молчание. Ветер дул с запада, по высокой траве пробегала рябь. Он снова откашлялся.

— Если ты действительно этого хочешь. Я… я всегда буду нежен.

Даница снова улыбнулась.

— А я не всегда, — ответила она. И заставила своего коня отстать и смешаться с другими, чтобы дальше ехать вместе с ними.

Теперь у них было трое раненых. Никлас ехал, опустив обе руки, избегал встречаться с ней взглядом. Некоторые из остальных скажут, что она виновата в этом. Как можно уладить эту проблему в боевом отряде? И она ли должна это делать? По-видимому, да, справедливо это, или нет. И почему мужчины и женщины всегда требуют справедливости в этом мире? Это глупо, правда.

Она почти услышала, как голос жадека произнес эти слова.

Поискала взглядом своего пса. Тико вприпрыжку бежал рядом с ними справа, не отставал.

Даница уезжала от всего, что она знала, и думала о своих мертвых, а потом вдруг подумала о Марине Дживо, который все еще где-то на дороге в Ашариас, и который не вышел попрощаться с ней, когда она звала его. Это оказалось тяжелее, чем она ожидала, — то, что он не вышел к ней.

Чуть позже ей показалось, что она что-то видит впереди. Она выехала вперед и поехала рядом со Скандиром, вглядываясь, потом убедилась, что ей не кажется.

Она сообщила ему.

— Ты уверена? — спросил он. — Не указывай туда рукой! Ничего не делай, просто скачи вперед.

— Я уверена, — ответила она. Ни один разбойник Сеньяна никогда ни на что не указывает рукой, но она не стала говорить ему об этом.

При ней был ее лук, и ей хотелось кого-нибудь убить. Поэтому она и отправилась с ним, не так ли? Она тогда сказала Марину, что в этом смысл ее жизни.

Проехав дальше, они достигли того места, где она видела двух мужчин, уводящих коней с дороги, через кусты, в рощицу. «По крайней мере у одного из них тоже острое зрение, — подумала она, — хотя большой отряд всадников увидеть легче».