Гай Кей - Дети земли и неба

— Капитан, — обратилась к нему женщина из Сеньяна, — я только что кое-что осознала. Мне искренне жаль. Я спущусь вниз. Вам ни к чему, чтобы ваши матросы нервничали перед высадкой из-за двух женщин на палубе.

Драго заморгал. Откуда ей это известно? Он увидел подходящего к ним Марина. Взглянул вверх, на паруса. Там ничего не было такого, что бы могло вызвать тревогу.

Он ответил, решительно:

— Эта старая сказка? Ваши пираты в Сеньяне в нее верят?

Она слегка улыбнулась.

— Нет, но я знаю, что в других местах моряки в нее верят. Мне бы не хотелось их расстраивать.

— Я думаю, — сказал Марин, подходя к ним, — что вы предотвратили нечто большее, чем простое расстройство. Я приглашаю вас обеих посмотреть, как мы подходим к Дубраве. Это красивая гавань, если мне будет позволено это сказать.

Женщина из Сеньяна сверкнула улыбкой. «Она очень молода», — подумал Драго. И, вероятно, больше никогда не увидит своего дома. Ну, он сам был еще моложе, когда бежал сюда от османов, и он тоже никогда больше не увидит свою деревню. Мир ничего тебе не должен, считал Драго Остая.

— С позволения капитана, — сказала Даница Градек, — тогда я поднимусь на мачту, а не сойду вниз. Я могу понаблюдать за погодой к западу от нас, если хотите.

Он как раз собирался послать наверх матроса.

— Вы знаете, как подняться наверх? — спросил он.

Она не входила в число членов экипажа. Она была пассажиркой на его корабле, и скоро ей предстояло явиться в Совет Правителя. Он нес за нее ответственность.

Она не ответила. Сняла свой лук и колчан, положила их в сторонку, за канаты, чтобы не попались под ноги. Сказала что-то псу. Он улегся возле канатов. Женщина подошла к грот-мачте и начала подниматься. В Сеньяне, конечно, живут на судах, но они вовсе не такие большие, насколько известно Драго, ни на одном нет таких высоких мачт и парусов. По-видимому, это не имело значения. Она лезла по мачте, не по снастям; должно быть она заметила костыли еще раньше.

Он увидел, как снизу появился художник. От этого, по крайней мере, никаких неприятностей. Виллани вежливо кивнул, поклонился издали вдове доктора и прошел на корму, чтобы там помочиться через поручни.

В первый день он сделал это против ветра и брызг, пытаясь проявить скромность, повернувшись спиной к матросам, и вызвал насмешки, когда возвращался потом вдоль палубы, красный от смущения, в одежде, забрызганной собственной мочой. Так часто бывало, им следовало предупреждать пассажиров, но они никогда этого не делали. Драго никогда прежде не встречался с художниками, но понимал, что они необходимы, восхищался некоторыми картинами в святилищах, а в этом художнике не чувствовалось никакого высокомерия или претенциозности. Он поедет дальше на восток, очевидно, до самого Ашариаса, чтобы рисовать великого калифа. «Лучше бы послали человека, который всадил бы в Гурчу кинжал», — подумал Драго. В память о Сарантии.

Он взглянул на Марина. Тот смотрел, как девушка лезет наверх, на фоне бледно-голубого утреннего неба. Драго огляделся. Матросы тоже смотрели на нее. Это могло показаться забавным, но сейчас неподходящий момент.

— Займитесь своими обязанностями, будьте вы прокляты! — взревел капитан «Благословенной Игнации», который благополучно привел ее домой.

— У меня нет обязанностей, — тихо произнесла стоящая рядом с ним женщина. Она посмотрела на Драго, потом на Марина. — Боюсь, вам придется их мне придумать.

Марин улыбнулся, Драго нет. «Две женщины на палубе корабля», — думал он. И еще он думал о том, какими разными могут быть неприятности.

Она никогда раньше не залезала так высоко, мачта качалась вместе с кораблем, и тем сильнее, конечно, чем выше она поднималась, хватаясь руками за стержни, закрепленные в сосновой мачте, и опираясь на них ногами. Но это несложно, если не боишься высоты, а она не боялась.

«Здесь, наверху, чудесно», — думала Даница, стоя на маленькой площадке у самой верхушки мачты. Ты еще находишься в этом мире, видишь, как он раскинулся под тобой, но он так далеко, что никто не может ничего с тобой сделать — какое-то время.

Люди на палубе выглядели маленькими, как детские игрушки. Она видела Тико, терпеливо лежащего рядом с ее луком и колчаном. Голоса плыли вверх. Сересский художник (худенький, симпатичный, добрый на вид парень) прошел на корму помочиться через поручни, но она находилась слишком высоко, чтобы увидеть что-нибудь интересное.

Капитан и владелец (еще более красивый мужчина, по правде говоря) все еще стояли возле Леоноры Мьюччи. Но она не Леонора Мьюччи, как она только что призналась Данице. Ее фамилия Валери, и ее брак был сфабрикован, что не оставляло ей никакого другого выбора — только сесть на следующий корабль до Серессы или разоблачить обман.

— Я не вернусь, — сказала она перед тем, как они поднялись на палубу. — Сначала я брошусь в море.

— Почему ты этого не сделала, тогда?

Она не знала, что собирается задать ей этот вопрос, пока не задала.

— Не знаю, — ответила Леонора Валери. — Я собиралась это сделать.

В тот момент Даница ожидала, что дед заговорит с ней, но он молчал. Она не слышала его с тех пор, как он разбудил ее и сообщил новость о Невене.

Ее брат жив, он в армии османов, среди Джанни. И он кого-то убил вчера ночью.

Интересно, что она ни на мгновение в этом не усомнилась. Как она может усомниться в таких вещах, если человек, уже год как умерший, говорит тебе о них?

— Ты здесь? — спросила она, высоко над палубой.

— Здесь. Что тебе надо?

— Просто, чтобы ты был здесь, — ответила она.

— Посмотри, Дани, — сказал он. — Дубрава.

Она стояла лицом на восток, но усиленно размышляла, и не смотрела туда, пока он не заговорил. Теперь она посмотрела, и поэтому впервые увидела эту гавань и город; они были еще далеко, но их уже было видно оттуда, где она стояла, пока они огибали большой укрепленный остров, который прикрывал ее, как Храк прикрывает Сеньян.

Но город Дубрава — это не городишко Сеньян.

Красные крыши, залитые солнцем, круто поднимались к северу и к югу от гавани, где над стоящими у причала судами возвышалось какое-то огромное сооружение. К северу от него стояло большое святилище с двумя одинаковыми куполами. Широкая улица уходила на восток от гавани. Массивные стены окружали город. По верху стен тянулись мостки для стражников, через равные промежутки виднелись круглые башни с пушками и башенками для стрелков и лучников.

Она знала, что Сересса намного больше этого города, и Обравича, где правит император, и Родиаса. Многие города больше этого. Она знала, что Ашариас, который прежде назывался Сарантием, даже больше этих городов, его называли Городом Городов, славой мира.