Гай Кей - Дети земли и неба

— Это будет стоить денег, — произнес герцог Риччи. Он улыбнулся, чтобы снять эту вечную напряженность, дать им понять, что он уже все продумал. Совету необходима уверенность в такие моменты. Им хотелось, чтобы моря были совершенно безопасными, порты открытыми, прибыль постоянной. Все остальное имело второстепенное значение для большинства из этих людей. А герцог старался видеть более широкий мир и загадывать дальше вперед.

Он устал заниматься этим. В лагуне есть остров, маленькая церковь, он видел сад…

— Мы заплатим Дубраве некую сумму, — продолжал он, — и пошлем подарок в их главное святилище, новые окна, или что-то в этом роде. Возможно, какую-нибудь реликвию одного из великомучеников. Они нам обязаны выплатить компенсацию за гибель доктора на их корабле. Можно с ними договориться. Нам также придется загладить вину перед Патриархом за то, что использовали священную должность в собственных целях.

— Мы загладим вину деньгами? — Франи не улыбался.

— Ну, он может потребовать, чтобы одного из нас повесили.

— Что?!

— Или нам придется вместе совершить паломничество. Проползти на коленях до Родиаса.

— Господин герцог!..

Никакого чувства юмора у этого человека. Герцог Риччи сдержался, чтобы не поморщиться.

— Я шучу, всего лишь шучу, синьор Франи. Это будут деньги, вместе с письмом, полным раскаяния. Я в этом уверен.

Амадео Франи побледнел. Это должно было показаться ему забавным. Франи сглотнул. Кивнул.

— А Обравич? Император?

Остальные предоставляли Франи задавать вопросы. Интересно.

— Он не имеет значения. Он нам еще должен вернуть займы. И ему понадобятся новые займы. Он тоже пришлет письмо, но подождет, чтобы посмотреть, что предпримет Патриарх. Они будут наслаждаться нашим смущением. Мы могли бы послать ему еще одни часы, — герцог увидел, как его главный секретарь сделал у себя пометку.

Франи опять кивнул. Ему бы следовало обладать большим воображением, подумал герцог, и тогда из него мог бы даже получиться компетентный преемник. Но у него нет воображения, он им не станет.

— А женщина, которая нам пишет? Синьора Мьюччи, как считает Дубрава?

— Кажется, синьора Валери самостоятельно решила эту проблему, — ответил герцог. — По-видимому, нам с ней повезло.

— Они позволят ей стать Старшей Дочерью?

— Вы читали письмо. Они уже позволили. Полагаю, тут сыграла роль императрица.

— Вот как. Да, да. Императрица, — было понятно, что Франи понятия не имеет, что это значит. Он сказал: — Эта женщина не сможет делать для нас то, что делала та, другая.

— Нет, конечно.

— Тогда мы могли бы подумать о возможности внедрить в Дубраву еще кого-нибудь.

Герцог Риччи ободряюще улыбнулся. У Франи иногда бывают моменты просветления.

— Давайте так и сделаем, — предложил он.

Перед тем, как отправиться из Серессы на свой пост в Обравиче, в качестве посланника ко двору императора, Орсо Фалери, разумеется, просматривал подборку писем, присланных его предшественником.

Он также по прибытии туда проконсультировался с теми, кто служил в резиденции для серессцев, а они (по крайней мере, двое из них) были проницательнее обычных слуг. В их обязанности входило как помогать ему, так и следить за ним. Сересса никому не доверяла, в том числе и своим посланникам.

Перед выездом из дома он также два раза совещался во дворце герцога с тем самым предшественником, Гвибальдо Пиккати.

К несчастью, между семьями Фалери и Пиккати, в равной степени уважаемыми, существовала кровная вражда, начавшаяся после одной ночи в прославленном борделе. Один из Фалери слишком забавно пошутил насчет сомнительного происхождения одного из присутствующих в той же комнате Пиккати, высказав предположение, что отцом молодого человека был художник, которого подрядили написать портрет его матери. Это иногда случалось, и имелось (увы) некоторое сходство.

Несмотря на то, что случилось это пятьдесят лет назад, инцидент имел долговременные последствия, в том числе вооруженные столкновения. Это сделало встречу вернувшегося и отъезжающего послов менее дружественной и полезной, чем она могла бы быть. Откровенно говоря, такое случалось и без кровной вражды: успешные действия нового посланника могли плохо отразиться на предыдущем, которому не удалось добиться такого большого успеха.

Сам Пиккати добился весьма скромных успехов, ведь он провел в Обравиче всего одну холодную, мокрую зиму, а весна ввела в игру новый набор факторов, как алхимик (Фалери счел эту мысль забавной) добавляет новые компоненты в попытке сотворить золото либо изобрести эликсир бессмертия (или хотя бы средство от подагры).

Обравич тревожился о своих оборонительных сооружениях в Саврадии. Они каждый день ожидали известия о том, что османы в этом году снова выступили в поход к большой крепости Воберг, ключевой в этой части Саврадии, которую все еще удерживали сторонники веры в Джада.

И суровая правда заключалась в том, что эта крепость служила воротами в Обравич.

Нельзя с уверенностью сказать, как далеко могут простираться амбиции Великого Калифа Гурчу. Неужели калиф действительно представляет себе, как здесь зазвонят колокола ашаритов, призывая верующих на молитву? Как святилища Джада превратят (как это произошло в золотом Сарантии) в нечестивые храмы Ашара?

До сих пор расстояние было их союзником. И дожди. Дожди — вот что им было нужно каждую весну. Не здесь, а на севере и на юге, где кавалерия и пехота Ашара — в том числе, наводящие ужас Джанни — и большие орудия, которые солдаты везли с собой, двигались через Саврадию к землям детей Джада.

Разумеется, положение Серессы было несколько двусмысленным: она охотно торговала с Ашариасом. Серессцы гарантировали безопасность османских грузов в Сересском море. Город в лагуне оставался на плаву (так писали поэты) благодаря приливам и отливам в торговле.

И все-таки правители Серессы не хотели, чтобы «звезднорожденные» продвинулись слишком далеко в эту сторону. Силы необходимо было уравновесить. Если бы только калиф удовольствовался той империей, которой уже владел, торговлей и богатством. Своими роскошными дворцами и садами, и (как все говорили) томной красотой своих женщин.

Во всем этом было так много составляющих. Конфликт сулил опасность, смерть, горе — и открывал возможности. Император Родольфо нуждался в деньгах. Срочно. Крепости, уже подвергавшиеся осаде, требовали ремонта. Сересса, через своего достопочтенного посла, уважаемого синьора Фалери, с удовольствием предоставила дополнительные займы на самых выгодных условиях — в знак солидарности. Как сказал Фалери — в поддержку дела защиты веры джадитов и в знак уважения к мужеству храбрых солдат императора.