Гай Кей - Дети земли и неба

Нельзя надеяться лишь на бога. Джаду нужно, чтобы ты сам действовал. Так гласит учение. Добрые люди должны делать то, что могут, год за годом. Савко считал себя добрым человеком, только жестко ограниченным в средствах.

Взятый у Серессы зимой кредит имел — как всегда — дополнительные условия. Деньги снова нужно будет просить у них в следующем году. Они могут отказать, если заподозрят императора в неблагодарности. Нельзя этого допустить.

Савко нуждался — он всегда нуждался — в оружии, рычагах, в любом инструменте, который можно использовать против серессцев. У него были там агенты, и у них были агенты здесь, и он шпионил за их послом, разумеется. Эта женщина, Вейт, была исключительно умелой; они ее и прежде использовали. Нынешний посланник, купец Фалери, оказался не таким некомпетентным, каким они его сначала считали, и выглядел опытным в таких делах.

Фалери, например, проявлял осторожность, и не допускал девушку в свою рабочую комнату. Она, в свою очередь, старалась сделать вид, будто ей ничто не доставляет большего удовольствия, как только проводить всю ночь в его спальне. Посол держал ее возле себя в темноте, а на тот случай, если он уснет, а она выскользнет и спустится вниз в тишине дома, его бумаги охраняли слуги.

И, конечно, один из этих слуг был их человеком. Не представляло особого труда для умелого человека зайти в кабинет три ночи назад, отпереть сундук и быстро скопировать зашифрованные письма Фалери его Совету.

Их человек в тот же день переправил копии в замок.

И они не помогли. Совсем. Не дали никакого оружия, никакого инструмента. В них не нашли никакого смысла. Их не сумели прочесть.

Император собрал в этом замке лучших ученых мира джадитов. Савко немедленно засадил многих из этих алхимиков и математиков за работу над документами. И самые лучшие мыслители их мира не смогли понять ничего, совсем ничего в новейшем шифре Серессы.

Это сводило с ума. Можно было думать, — можно было наивно надеяться! — что колоссальные затраты на устройство и на оплату труда этих жалких личностей, которые стекались ко двору Родольфо и уверяли его, что они и только они одни сумеют осуществить его давнюю мечту об алхимической трансмутации, — ну, можно было думать, что они сумеют взломать дипломатический шифр.

Но нет. От них, считал Савко — хоть и поделился этой мыслью только со своим молодым любовником и самым доверенным советником, — нет никакого толка. Они — шуты, паразиты. Он отчаянно нуждался в средстве защиты от требований серессцев, которые он наверняка скоро услышит, а он так и не получил этого средства.

А потом, сегодня рано утром, в апартаменты канцлера в замке пришли плохие новости. Тело человека по имени Фрицхоф, одного из слуг в резиденции серессцев, нашли у реки и опознали. Его вынесло течением на отмель ниже Большого моста.

При обычных обстоятельствах такая мелочь не заслужила бы внимания имперского канцлера. Смерть человека из обслуги? Они слишком часто убивают друг друга, по слишком многим причинам. Но этот Фрицхоф был их человеком в том доме, он много лет получал жалованье от канцлера. (Савко не мог точно вспомнить, сколько лет, где-то у него это было записано.)

Фрицхоф бы тем самым слугой, который прислал скопированные письма посла. А две ночи спустя погиб. Савко понятия не имел, как Орсо Фалери узнал, что этот человек был шпионом, но… он узнал, и поступил соответственно. Никаких публичных обвинений, дипломатического протеста, никакого танца из жалоб и отрицаний. Труп в реке.

Длинный кинжал или короткий меч, доложил Ханс. Так сказал стражник, который пришел туда после того, как дети сообщили о трупе на песчаной отмели. Обычно трупы именно там и находили — их выносило к изгибу реки на подходе к Мосту императрицы.

Савко заскрипел зубами. Выругался, что редко делал. Конечно, он ничего не мог поделать. Серессцы избегали публичных скандалов по поводу шпионажа, и он никак не мог — он понимал, что они действовали осторожно — обвинить их в этой смерти. А даже если бы и мог, это было бы ошибкой. Это не стоило дипломатической войны, а она бы началась, если бы он сделал безрассудное заявление. Его поймали на том, что он внедрил шпиона, и человек из-за этого погиб.

Ему кое-что пришло в голову. Он вызвал Витрувия в свой кабинет. Его юный любовник из Карша обладал многими талантами. На этот раз Савко не нуждался в его услугах убийцы, но следовало предотвратить возможность еще одной смерти. Теперь опасность, возможно, грозит той женщине, Вейт. Если нет, — ну, лишение ночных удовольствий для Орсо Фалери может стать необъявленным наказанием. Он послал Витрувия отозвать женщину и удалить ее из Обравича.

Но затем ему в голову внезапно пришла еще одна, более удачная мысль. Это можно осуществить. Он способен быть умным, хитрым, изобретательным. Канцлер улыбнулся в первый раз за день.

Он позвал помощника и попросил привести к нему одного из придворных художников. И указал, что это должен быть тот человек, который провожал нынешнего сересского посланника к императору.

Фалери был уверен, что эта женщина еще и шпионка, с той первой ночи, когда она явилась к нему. Это не означало, что ее надо убить, ничего столь вульгарного.

Нет, наверняка достаточно зарезать слугу, отправив его ночью с выдуманным поручением. Он знал, что ящик с документами в рабочем кабинете открывали, и знал, кто это сделал. Он доверял Гаурио, а Гаурио доложил ему, кто сменил его на посту у кабинета в ту ночь.

Немного удивляло то, что имперский шпион не знал очень простого трюка с оставленной на сундуке ниточкой, которая рвалась, или смещалась, если ящик открывали. И еще на слое пыли на письменном столе остался след, на том месте, куда ставили свечу.

Бумаги положили обратно в сундук. Это означало, что люди канцлера ничего не смогут обнаружить. Скопированные зашифрованные документы не могут ни сказать правду, ни солгать, если сам шифр является обманом, а настоящий метод — письмо потайными чернилами между строк.

«Сересса, — подумал Орсо Фалери, — далеко обогнала все остальные страны в этих делах». Эта мысль доставила ему определенное удовольствие. Убийство слуги не доставило удовольствия, но и не огорчило его. Властям необходимо обмениваться посланиями.

Он был совершенно уверен, что канцлер Савко (не глупец, следует это отметить) на время спрячет от него женщину. Жаль, иногда приходится страдать ради выполнения долга. В этом и заключается служба, не так ли?

Он надеялся, что ей вскоре разрешать вернуться. Он подал прошение о возвращении домой по окончании первого года службы. Если Джад будет милостив — и герцог Риччи, — прошение могут удовлетворить. А когда он вернется в город на каналах, могут произойти и другие хорошие вещи.