Сара Маас - Двор Тумана и Ярости

Но он был таким ледяным… и продолжал истекать кровью.

Я заставила свои глаза вновь измениться, и у меня перехватило дыхание, когда я разглядела его раны. Рубцы от кнута на его спине всё ещё кровоточили, но крылья…

— Я должна вытащить стрелы…

Он снова застонал, опершись руками о пол. Видеть его таким, не способным даже отпустить ехидную реплику или полуулыбнуться…

Я приблизилась к крылу.

— Будет больно, — я сжала челюсти, осматривая изувеченную прекрасную мембрану. Придётся переломить стрелы пополам и вытащить оба конца…

Нет… не переломить. А распилить их осторожно, мягко, без спешки, чтобы мелкие и острые обломки не нанесли ещё больше вреда. Кто знает, что может случиться, если в теле останется заноза из ясеня?

— Сделай это, — прошептал он хриплым голосом.

Всего было семь стрел: три в одном крыле и четыре в другом. По какой-то причине они достали стрелы, пронзившие ему ноги — и теперь раны уже наполовину перестали кровоточить.

Кровь капала на пол.

Я вытащила нож, который всегда носила у бедра, осмотрела входную рану и осторожно взялась за стрелу. Он зашипел. Я замерла.

— Давай, — повторил Рис, костяшки его пальцев побелели, когда он сжал их в кулаки на полу.

Я опустила острый край ножа на древко и начала пилить, так осторожно, как могла. Залитые кровью мышцы на спине Риса дернулись и напряглись, его дыхание стало быстрым и неровным. Слишком медленно… я продвигалась слишком медленно.

Но если поспешить, боюсь, я пораню его ещё сильнее, поврежу чувствительные крылья…

— Знаешь, — сказала я, перекрывая звук ножа, — однажды летом, когда мне было семнадцать, Элейн купила мне немного краски. У нас было достаточно денег, чтобы купить что-то лишнее, и она купила мне и Несте подарки. Ей не хватило на всю палитру, но она купила мне красный, синий и желтый цвет. И я использовала краску до последней капли, растягивая их как могла, и разрисовала всё в доме…

Он резко втянул воздух, и я наконец закончила распиливать стрелу. Не предупреждая его, я вытянула обрубки древка мягким движением.

Он выругался, его тело напряглось, кровь брызнула из раны и затем остановилась.

Я едва не вздохнула с облегчением. И занялась следующей стрелой.

— Я разрисовала стол, шкафчики, дверной проем… И у нас был старый, чёрный комод в нашей спальне… по одному выдвижному ящику для каждой из нас. Все равно одежды было не много, чтобы туда ее складывать. — Со второй стрелой я справилась быстрее, и Рис внутренне приготовился, когда я вытащила её. Кровь пошла сильнее, а потом остановилась. Теперь третья стрела. — Я нарисовала цветы для Элейн на её ящике, — продолжила я, распиливая древко. — Маленькие розы и бегонии, и ирисы. Для Несты… — обломок стрелы упал на пол, и я вынула вторую половинку.

Я смотрела, как кровь полилась и затем остановилась… смотрела, как он медленно опустил крыло к земле, его тело била дрожь.

— Для Несты, — сказала я, переместившись к другому крылу, — я нарисовала всполохи огня. Она всегда злилась, всегда пылала. Думаю, Неста и Амрен легко бы подружились. Мне кажется, что не смотря на её характер, ей бы понравился Веларис. И думаю Элейн… Элейн он тоже бы понравился. Хотя, возможно, она держалась бы поближе к Азриэлю, просто чтобы чувствовать себя увереннее и спокойнее.

Я улыбнулась этой мысли — представляя, как мило бы они смотрелись вместе. Если конечно воинственный Азриэль перестанет в тайне вздыхать по Мор. В чём я сомневаюсь. Азриэль будет любить Мор, пока не превратится в шепот тьмы среди звёзд.

Я покончила с четвёртой стрелой и принялась за пятую.

Голос Риса прозвучал хрипло, когда он спросил, глядя в пол:

— Что ты нарисовала для себя?

Я вынула пятую и подошла к шестой, прежде чем ответить:

— Я нарисовала ночное небо.

Он замер. Я продолжила:

— Я нарисовала звёзды и луну, и облака, и бесконечное, тёмное небо. — Я закончила с шестой стрелой, и, распиливая седьмую, добавила: — Никогда не понимала почему. Я редко выходила по ночам… чаще всего была слишком уставшая после охоты и засыпала. Но теперь я думаю… — Я вытащила седьмую, последнюю стрелу. — Я спрашиваю себя, может какая-то часть меня знала тогда, что меня ждёт впереди. Что я никогда не стану милой садовницей или кем-то, кто пылает как огонь — но стану спокойной и несокрушимой, и многогранной как сама ночь. Что я буду прекрасной для тех, кто знает, куда смотреть, но если никто не захочет взглянуть на меня, а лишь станет бояться… Что ж, мне не будет до этого дела. Я спрашиваю себя, что если при всем своем отчаянии и безысходности, я никогда не была по-настоящему одна. Что если я всегда искала это место… искала всех вас.

Кровь остановилась, и второе крыло устало опустилось на пол. Очень медленно, но раны на его спине стали рубцеваться. Я обошла вокруг его склоненного тела, рук, вцепившихся в камни, и опустилась на колени.

Он поднял голову. Глаза полны боли, в губах ни кровинки.

— Ты спасла меня, — прошептал он надтреснутым голосом.

— Расскажешь кто это был позже.

— Засада, — все равно произнес Рис, вглядываясь в моё лицо, ища признаки того, что я не ранена. — Солдаты Хайберна, вооруженные древними цепями от самого короля, чтобы подавить мою силу. Скорее всего они отследили магию, которую я использовал вчера… Мне так жаль. — Его речь была прерывистой. Я пригладила рукой его чёрные волосы. Вот почему он не мог использовать нашу связь. Не откликался на мой мысленный призыв.

— Отдохни, — прошептала я и потянулась достать одеяло из своей походной сумки. Он поймал мое запястье, прежде чем я поднялась. Его ресницы опустились — сознание покидало его… стремительно. Слишком быстро и тяжело.

— Я тоже искал тебя, — прошептал Рис.

И потерял сознание.

Я спала возле него, согревая, как могла. Отдавая свое тепло, я всю ночь следила за входом в пещеру. Чудища в лесу бродили нескончаемым парадом, их рычание и шипение начало утихать только с предрассветными серыми бликами.

Солнечный свет окрасил акварелью стены пещеры, но Рис все еще не пришел в себя, а его кожа была липкой. Я осмотрела его раны и обнаружила, что они лишь совсем немного затянулись, и из них сочилась маслянистая жидкость.

Положив руку ему на лоб, я выругалась, почувствовав, что у него сильный жар.

Те стрелы были покрыты ядом, и он все еще оставался в теле Риса.

Иллирийский лагерь был слишком далеко, и моих сил, ослабших после прошлой ночи, не хватит, чтобы перенести нас на такое расстояние.

Но если их ужасные оковы были для того, чтобы отобрать его силу, ясеневые стрелы — чтобы повергнуть его, значит яд мог…

Прошел час, но ему не стало лучше. Золотая кожа стала бледной и становилась все бледнее, дыхание было поверхностным.