Андрей Кречетов - Воля твоя (СИ)

Однако из вежливости все же согласился.

— Ты можешь выбрать себе скакуна, какого пожелаешь. Только не вот эту кобылку, эта уже занята мною. — Миражанна ласково потрепала ту за ушами, ткнувшись лбом в подставленный лоб лошади. — Халкида.

— Его нашли там же, на Осколке?

— Нет, этот сам пришел, неделю как.

Не глядя, я сунул руку в карман, достав оттуда нечто съедобное, что и протянул мерину. Тот мгновенно слизал угощение, чуть было не откусив его вместе с рукой. Проглотил и с самым довольным видом оскалился. Вот и что я ему снова дал?

— Как ты умудрился выжить, дружище?

— Погоди-ка, это что, твой конь?

— И верно — мой. Он мне послан словно в наказание, как моя борода, от которой я все никак не могу избавиться.

— Невероятно!

— Ты выглядишь совсем плохо. Лицо осунулось, глаза и губы болезненные. Дышишь часто и ртом, а пальцы трясутся. Мне тревожно за тебя, как ты себя чувствуешь?

Ее дыхание оказалось в опасной близости, кожу теплом опалило словно огнем, заставив меня нестерпимо сморщиться. Я сам не заметил, как отступил от нее на шаг.

— Так себя и чувствую — отвратительно.

— Ты засиделся на месте. — Уверенно кивнула женщина, с самым серьезным видом определив диагноз. Вот только от меня не укрылась та тень обиды, так явно промелькнувшая в ее глазах. — Как насчет охоты? Сельчане докладывали мне, что в здешних лесах уже давненько завелся матерый секач, вот только сама я охотой не промышляю — мне это просто не интересно, а деревенским на такую опасную дичь ходить боязно.

— Охота — дело аристократов и знати, к коим я не принадлежу. К тому же на секача, тем более матерого, ходить двум профанам в этом деле, — уж прости меня за столь резкое словцо, Мира, — смерти подобно.

— К знати ты не принадлежишь, но вот оскорблять ее членов имеешь полное право, верно?

— Я уже извинился.

— Я не приму подобное извинение.

— Чего же ты хочешь? — Вздохнул я, уже зная ответ.

— Следуй за мной в спальню, только так ты искупишь свою вину.

Я сморщился, чуть было не застонав от бессилия, едва она отвернулась. Но, видимо, сделал это слишком явно — несмотря на улыбку, в ее глазах блеснули слезы.

Бароны, барончики и баронята различных мастей прибывали двое суток. В какой-то момент их оказалось более десятка, создав в поместье Миражанны ненужную сутолоку, но женщина упорно твердила, что еще не все, кому она разослала письма с предложением об охоте и ответившие положительно, прибыли сюда.

Ее знакомые из знати были исключительными снобами, заполучившими мелкопоместное дворянство с взлетевшим чувством собственного величия чуть ли не до небес. Они двигались только парами, запрокинув от распирающей их важности подбородки, с самым умным видом что-то обязательно обсуждая. Их стайки постоянно образовывались то тут, то там, мешая пройти. И лучше бы таким сборищам на глаза в такие моменты не попадаться.

Гости прибывали, обнимались с хозяйкой поместья, чмокались, лобызались, а я ловил на себе перекрестные взгляды: одни изучающие и оценивающие, другой — вопросительный. Что она хотела прочесть на моем лице: недовольство, зависть, ревность? Или просто удостовериться, что мне абсолютно все равно? Нет, если было бы последнее, она не смотрела бы вовсе. А так… мне действительно было все равно, и к этим приветствиям, зачастую переходящим границу нормы, я не испытывал ни малейших мало-мальски искренних чувств.

В какой-то момент меня все достало и я заперся у себя в комнате, задвинул ставни на окнах и лег, слушая тишину, отдающую далеким гулом голосов. Когда меня пришла проведать Мира, я даже не открыл.

Они появились внезапно. Пятеро конных, сейчас спешившихся и ведущих лошадей за собою. Я узнал их мгновенно: две женщины и трое мужчин, один из которых глава пятерки — именно с таким отрядом я уже встречался и о псевдославе которого был наслышан. Самака и пятеро пожаловавших по Номадову душу Ловцов — охотников за сверхъестественным. Тогда у меня было преимущество во внезапности и неожиданности, однако теперь…

Мы одновременно встретились взглядами: я и их командир. Он все понял мгновенно. И одновременно сделали следующий шаг, в корне отличающийся как намерениями, так и стремлениями. К сожалению, его был более близок к реализации.

Самострел в мгновение ока оказался у него в руках, щелкнула тетива — болт впился в листву надо мною, едва-едва разминувшись с моей головой. А я уже мчался в сторону, к полянке, туда, где мы оставили своих лошадей.

— Взять! — Рявкнул он непонимающе схватившимся за оружие Ловцам.

Шальной болт воткнулся в ногу стоящего на моем пути аристократа. Тот, ошалелыми глазами проводив ранение, вдруг заорал исключительным сопрано. Так, что у всех вокруг разом заложило уши.

Секач возмущенно взвыл, и, подхваченный писклявыми возгласами мелкоты, бросился в сторону шума. Мелкие барончики завопили не своими голосами, брызнув в стороны, отталкивая с дороги друг друга, глядя как несколькосоткилограммовая туша несется на них.

И словно в довершение всего этого закрутившегося спектакля безумия со всех сторон раздался призывный волчий вой. Целая стая нахлебников, невидимо притаившаяся вблизи тупого и грузного кормильца только теперь дала о себе знать, брызнув в разные стороны с пути страшной машины. Шутка судьбы, что ни люди не подозревали о присутствии под боком зверей, ни волки, вдыхающие несомые от секача и его семейки запахи.

Хаос и крики неслись отовсюду, вой, рычание, закладывающий уши треск веток. Вопли боли, предсмертный скулеж, визжание кабана-гиганта потонули во всеобщей суматохе. Если светопреставление выглядит не так, то я боюсь представить иное, потому что такого я еще не видел. А видел я за свою жизнь поистине немало.

Мой конь словно вырос из-под земли, как по мановению очутившись прямо передо мной. Не успел я удивиться, как страх преследования уже загнал меня в седло, каблуками понукая и так рвущего с места скакуна.

Удлиненный болт, с противным дребезжанием, впился в стол дерева рядом. Второй прошил воздух прямо перед мордой коня, а третий и четвертый все-таки попали в цель: один чиркнул вскользь, разрезая штанину и едва-едва цепляя кожу, но второй мертвой хваткой впился в правое предплечье пониже локтя.

А дальше я чуть не выпал из седла, оглушенный резкой болью, стягиваемый на землю плотными ветвями. Мерин так послал свою тушу вперед, словно этот густой лес был ровным как полотно полем. Деревья темными силуэтами замелькали по сторонам.

Больше стрельбы мне в спину не было — Ловцам требовалось перезарядить свои самострелы, однако этого больше и не требовалось. Возглас «попал!» все еще звенел в ушах, когда я понял, что ему на смену приходит посторонний, совсем ненормальный шум. Я клюнул носом, в глазах помутилось, рука, только что крепко удерживающая поводья, бессильно опала. И мир перевернулся.