Игорь Конычев - Бремя Бездушных (СИ)

Кисара вздрогнула, а Алектис, переставший молиться, произнес:

— Гирит, защити нас!

Огромная кроваво-красная лапа с черными, как ночь когтями, вцепилась в отогнутый край правой створки внешних врат, со скрежетом вминая ее вовнутрь. Каждый из много суставчатых пальцев существа, выламывающего ворота обители, оказался длиннее, чем самый рослый гиритец, так что о размерах самой твари можно было только догадываться.

Мощный рывок вырвал правую створку, и мрак темной волной хлынул в крепостной двор.

Эгистес чувствовал, как символ на ладони обжег его кожу, распространяя по телу неприятную волну томления и жажды. Пробуждая древнюю магию, дремлющую в руке, он изо всех сил сосредоточился на том, зачем пришел в эти земли.

Гранер Ласкнир, старый друг отца некроманта, сказал, что это должно сработать, так как произнесенное им заклинание берет свои истоки из магии искажения пространства, при помощи которой работают врата Пути. Только сами врата подчиняются желанию управляющего ими мага, который переносит желающих к другим порталам.

Сейчас же роль управляющего досталась Эгистесу, вратами послужил символ на его руке, что пробудился от крови Фалкона, а маяком его перемещения стало то, зачем некромант пришел в обитель Нерушимых Врат.

Архимаг, как оказалось, очень сведущ в этом вопросе и без его помощи некроманту вряд ли удалось совершить задуманное. Теперь же Эгистес оказался так близко к своей цели, что едва сдерживал нетерпение.

Посох Фирота Лишенного Скорби, величайшего некроманта прошлого не давал Эгистесу покоя с тех самых пор, как тот узнал о нем от Гранера Ласкнира перед тем, как навсегда покинул родной дом. Древние трактаты, что показал ему волшебник, говорили, будто посох впитал души всех, кого погубило колдовство его хозяина, став средоточием боли и страданий, безумия и неминуемой гибели, всего того, что давало жизнь темной магии.

Когда-то Эгистес даже подумать не мог, что станет охотиться за темным артефактом не для того, чтобы уничтожить его, а ради собственной выгоды. Его родные, те, кому он верил, отвернулись от него, лишив отчего дома и душевной теплоты. Теперь колдун мог рассчитывать лишь на самого себя и для того, чтобы приумножить свои силы, Эгистес уже давно собирал сокрытые по всему миру предметы, таящие в себе саму суть темной магии.

Но он делал это не ради величия, как многие могли бы подумать. Разумеется, мысль о могуществе посещала его и далеко не раз, но истинная причина заключалась в другом — некромант стремился к самодостаточности. Стать сильным настолько, что никто и никогда больше не смог бы отнять у него то, что принадлежит ему.

Эгистес хотел жить в мире, где его не обязывали бы слепо следовать чьим-то правилам и где он сам смог бы выбирать свою судьбу.

Некромант не знал, как воплотить свою мечту в реальность, но надеялся, что посох Фирота даст ему ответы и подскажет дальнейший путь. Недаром же сидониты, после того, как расправились с древним некромантом, спрятали его посох в своей обители. Они не стали уничтожать артефакт, так как сила, заключенная в нем должно быть настолько велика, что выплеснись она неконтролируемым потоком — ничто не смогло бы остановить ее.

Эгистес почувствовал, как теплая кровь гиритца коснулась символов на ладони, когда-то принадлежавшей Фироту, единственной частичке оставшейся от его смертного тела. Некромант древности лишился этой руки в первом бою с Алардом Дарием. Тогда, если верить преданиям, земля почернела вокруг сражающихся и начала обрушиваться, разделяя храмовника и колдуна. Фироту удалось уйти, но он потерял руку, долгое время пролежавшую под землей. Он искал ее, но Верховный лорд сидонитов нашел древнего некроманта прежде, положив конец злодеяниям Фирота Лишенного Скорби и пронзив его черное сердце своей алебардой.

Алард Дарий сжег останки колдуна, забрав с собой его посох и надежно укрыв его ото всех. Силу, запечатанную в посохе, мог пробудить лишь его владелец и Эгистес надеялся, что рука Фирота поможет ему в этом.

Едва некромант завладел подобным сокровищем, как сразу же посетил Ариард, заглянув к Гранеру Ласкниру, в надежде, что тот поможет. И он не ошибся.

Старый волшебник, действительно, смог убедить гиритцев в новом походе к обители Нерушимых Врат, причем сделал это довольно охотно, объяснив свой поступок личной выгодой.

Гранер Ласкнир был просто одержим магией созидания и конкретно перемещениями в пространстве. Он давно слышал об Изначальных вратах, сокрытых в этой обители и не желал упускать шанса лично убедиться в их существовании.

Эгистес Отверженный не знал, какие доводы привел гиритцам архимаг, но это сработало. Когда некромант только ступил в Потерянные земли, он сомневался, получится ли у него совершить задуманное до тех самых пор, пока не достиг обители Нерушимых Врат. Только здесь Эгистес почувствовал, как посох зовет его и чем ближе колдун подходил к самой обители, тем сильнее и явственнее становился зов.

Оказавшись перед воротами, Эгистес выполнил то, что сказал ему Гранер Ласкнир: кровь потомка сидонитов открывала не только материальные двери их обители, она могла разрушить стены тюрьмы, в которой покоился посох Фирота. Эгистес не мог знать этого наверняка, но это знал сам посох. Он звал своего нового владельца, откликаясь на магию в украшенной символами руке. Все что оставалось сделать Эгистесу, так это последовать этому зову, при помощи крови и архимага.

Когда кровь гиритца коснулась символов, Эгистес Отверженный услышал явственный зловещий смех, прозвучавший у него в голове. В глазах некроманта потемнело, а в уши ударили множество стенающих голосов. Все вокруг погасло в одной вспышке боли, отступившей так резко, что Эгистес не сразу понял, что произошло.

Дымка перед глазами быстро рассеялась и некромант увидел, что больше не находится перед воротами в обитель сидонитов. Он стоял посреди небольшой округлой комнаты, стены и пол которой почти полностью покрывали строки из молитв Сидонию и защитные обереги, чье слабое мерцание заполняло помещение мягким алым светом.

Единственной вещью в пустом зале оказался постамент, находящийся точно посредине. На нем, окутанный лентами со священными писаниями, лежал изогнутый потрескавшийся черный посох, чье древко плотно стягивала кожа. Некромант знал, что она принадлежит отнюдь не животным, посох Фирота украшали ленты из выделанной человеческой кожи.

В том, что перед ним вещь, принадлежавшая древнему некроманту, Эгистес не сомневался. Дрожь в ладони с символом усилилась настолько, что мужчина вынужден был выпустить свой посох, перехватив запястье другой рукой и прижав ее к себе. Пальцы колдуна конвульсивно сжимались, и он скрипнул зубами, невольно сделав шаг к постаменту.