Ольга Карелина - Смертники доброй воли

Отец тоже был очень занят — ходил среди своих экранов, ничего не видя и не слыша, и я притулился в уголке, чтобы немного понаблюдать за ним, всё равно рано или поздно он бы меня заметил и выгнал. Не прошло и пяти минут, как без предупреждения дверь его кабинета открылась и трое агентов втащили Рэкса. Они радостно кричали что-то, и отец обернулся, выглядывая из-за голограмм, а они уже бросили Рэкса почти к его ногам, на колени, со скованными за спиной руками, с ссадиной на виске… Из ниоткуда вынырнул Бертель — он, оказывается, был здесь всё это время и, может быть, даже заметил меня, только не стал говорить. У них с отцом при виде Рэкса выражение лица было примерно одинаково ошеломлённым, только Бертель выглядел более сосредоточенным. Отец же холодно поинтересовался, что это. Пока его псы вразнобой рассказывали, как они воспользовались случаем, подстерегли Страхова, грохнули его телохранителя — хотя рассчитывали и его в той же машине подорвать — и схватили его, чтобы подарить своему обожаемому лидеру, я смотрел попеременно то на Рэкса, то на отца. Первый был поразительно спокоен, даже на полу сел поудобнее, у второго же нет-нет да промелькивала на лице растерянность. Когда агенты закончили, он всё так же холодно сказал им: «Я не приказывал. Свободны». Понурившись и, кажется, разозлившись, они ушли, а отец повернулся к Бертелю. Секунд десять они молча смотрели друг на друга, и отец велел: «Разберись с ним». Бертель и Рэкс испарились в одно мгновение, оба торжествующе ухмыляясь. И тут он заметил меня. Не скажу, что на лице у него отразилась вся гамма эмоций, но он определённо пережил ещё несколько не очень приятных мгновений. И — улыбнулся как раньше, до смерти мамы. «На экскурсию пришёл, сын? Ну подходи, буду всё показывать». Вот так.

— Ничего не понял, — замотал головой Адамас.

— Да, согласен, сложно, — рассмеялся Бельфегор. — Вышло так, что конкретно этого приказа — о подрыве машины, о захвате — отец и вправду не отдавал. И, насколько я могу судить, Марк тоже. Марку очень принципиально было, чтобы новость о поимке Рэкса не дошла до отца, он был даже готов убить его по дороге, лишь бы не допустить их встречи. Потому что, получив его от верных агентов, отец осознал, что его солдаты так уверены в том, что плен Страхова — его голубая мечта, что даже готовы заниматься самодеятельностью, чего он никогда не терпел. Вся организация поняла, что он одержим, и пошла кто во что горазд. За эти шесть лет охоты он почти упустил бразды правления, и хорошо, что понял это вовремя. Подозреваю, что Рэкс тоже об этом догадывался, потому и предрёк в 56-м, что максимум через полгода охота кончится. Его плен лишь ускорил процесс.

— А отпустил его Аспитис потому, что убить означало бы, что подчинённые и дальше могут делать что хотят?

— Ну конечно. Он потом основательные чистки провёл, убирая чересчур уж самостоятельных…

— Они с отцом и правда похожи, — задумчиво проговорил Адамас, качаясь на стуле из стороны в сторону. Эдмон поднял руку, и Бельфегор кивнул ему.

— А тебя он простил, потому что на твоих глазах поступил примерно так же, как ты, показал, что Рэкс ему не враг? — уточнил Эдмон. — И тем самым признал твою правоту?

— Думаю, так. Отец редко признаёт свои ошибки, но, как говорится, метко. Ну а я ещё раз убедился, что, если долго гнуть свою линию, рано или поздно это окупится.

— Над этим надо подумать, — медленно сказал Адамас, откинулся на стуле и почти до самого ухода Эдмона не проронил более ни слова.

Уезжал Эдмон поздно, на этот раз самостоятельно, явно успев выбить из матери разрешение на это, поэтому Бельфегор сразу ушёл в душ, собираясь затем ложиться спать. Возвращаясь, он увидел, что дверь в их с Адамасом комнату приоткрыта, а приблизившись, услышал голос Миа. Она тихо, смущённо и одновременно твёрдо говорила:

— Ты должен меня выслушать. Я понимаю, ты превозносишь его, он носится с тобой как с писаной торбой, и я почти признала, что это от доброты душевной. Но неделю назад начало происходить кое-что, ты обязан знать, чтобы понимать…

— Что, сестра? — странным голосом спросил Адамас.

— Бельфегор, он… — она как будто всхлипнула. — Он был в моей комнате, когда я вернулась с тренировки. Ты уже спал. Он… приставал ко мне. Не знаю, зачем я ему так нужна, я думала, после того отказа он успокоится, но… Он подбирается к нам обоим, ты пойми. Союз союзом, но, если у Мессии будут дети Рэкса: ты как восторженный друг, до которого снизошли в трудную минуту, и я как… ну, не знаю, невеста? — отец уже не сможет возражать. В последний свой визит Бельфегор сказал, что, если я не подчинюсь ему, он сумеет сделать тебе так больно, что ты больше не оклемаешься…

Бельфегор стиснул зубы, борясь с желанием влететь в комнату и взашей вытолкать эту клеветницу. За что она так с ним, он ведь даже повода не давал так думать о себе! Или это проклятое клеймо Пикеровых?..

— Миа, — тем временем ласково сказал Адамас, — зачем ты врёшь?

— Ч-что? — оторопела та. — В смысле? Зачем мне о таком врать?

— Вот и я спрашиваю. Зачем? С чего ты взяла, что я поверю?

— Может, с того, что я твоя сестра и меня ты знаешь дольше, чем его?! — Миа вспыхнула гневом. — И в курсе, что он жаждет добиться меня?!

— Это всё правда, отрицать не буду. Но и Бэла я знаю достаточно, чтобы быть уверенным, что на такую подлость он даже ради отца не пойдёт. Этим вы, кстати, отличаетесь, хотя фанатизмом очень схожи…

— Адамас, чёрт подери, зачем ты пригреваешь эту змею?! — судя по грохоту, Миа вскочила со стула и уронила его. — Да на фига ты ему нужен, малолетка, калека? Ты не представляешь из себя никакой ценности, кроме того, что ты Страхов, и…

— Слушай, а я понял, — перебил её Адамас, кажется, даже не уловивший смысла сказанного. — Жизнь, как нарочно, сталкивает меня с людьми, готовыми на всё ради собственной правды. Даже ты одна из них. Несёшь полнейшую чушь, и пусть — что угодно, лишь бы отстоять то, во что ты веришь. Оно всем кажется глупостью, кроме тебя, а ты всё равно стоишь на своём, похвально, сестрёнка… Я-то сбежал сразу, что тогда, совершив ещё и обычный побег, и потом, когда отец меня наказал… Неудивительно, что мы с Кристианом сошлись, он почувствовал во мне такую же боязливую душонку, а я себе на его фоне казался великим. И, только когда всё зашло слишком далеко, я начал задумываться и исправляться. Я же не совсем плохой, да?

— Нормальный, — буркнула Миа. — Бывает и хуже. За друзей вон, горой стоишь, какие бы они ни были ган…

— Ну да! — обрадовался Адамас. — И почему бы не продолжать в том же духе? Гнуть свою линию, как сказал Бэл. Спасибо, сестра!

Пять секунд — и Миа вылетела из комнаты. Бельфегор, слишком радостный от того, что до Адамаса наконец-то дошло, что значит верить, не мог на неё злиться и помахал хорони рукой.