Роджер Желязны - Знак Единорога. Рука Оберона

— Я не смогла пробиться к нему.

— Ты могла позвать кого-нибудь другого, чтобы он тебя провел, — сказал я. — Флори, по-моему, ты мне лжешь.

На самом деле это был всего лишь тест, чтобы взглянуть на ее реакцию. Почему бы и нет?

— В чем? — спросила она. — Я ни к кому не смогла пробиться. Они все были заняты прочими делами. Ты это хочешь знать?

Она изучала меня.

Я поднял руку и указал на сестру, а за моей спиной, прямо под окном, полыхнула молния. Я ощутил покалывание, слабый удар. Раскат грома тоже был весьма впечатляющ.

— Ты грешишь недоговоренностью, — попробовал я с другого фланга.

Флори закрыла лицо ладонями и расплакалась.

— Я не понимаю, о чем ты, — сказала она. — Я ответила на все вопросы! Чего ты хочешь? Я не знаю, куда ты направлялся, и кто в тебя стрелял, и в котором часу это случилось! Я знаю только те факты, что предоставила тебе, будь они прокляты!

Она или искренна, или так ее не проймешь, решил я. Я трачу время впустую, и на этом пути мне ничего не обломится. К тому же мне лучше переключиться с несчастного случая чуть раньше, чем Флори задумается о его значении для меня. Если там есть нечто важное, упущенное, то я хотел первым отыскать его.

— Идем со мной, — сказал я.

— Куда мы направляемся?

— Нужно, чтобы ты кое-кого опознала. А зачем — расскажу после того, как увидишь.

Флори поднялась и последовала за мной. Я привел ее в зал посмотреть на тело, а затем выдал историю о Кэйне. Она осмотрела труп вполне бесстрастно. Кивнула.

— Да, — сказала она, и: — Даже если б я не знала его, то ради тебя была бы рада сказать, что знаю.

Я уклончиво хмыкнул. Семейная верность всегда как-то трогала меня. Я не мог сказать, поверила ли она в то, что я рассказал о Кэйне. Но если равное нечто равно нечто равному, и они равны друг другу, то какая, к черту, разница… Я ничего не рассказал ей о Брэнде, и кажется, у нее тоже не было о нем какой-либо новой информации. Ее единственным комментарием — когда все, что хотел, я сказал, — было:

— Тебе идет это украшение. А как насчет украшения на голову?

— Слишком рано говорить об этом, — сказал я ей.

— Что бы там ни было, моя поддержка может оказаться ценной…

— Я знаю, — сказал я. — Знаю.

Моя гробница — тихое место. Она одиноко стоит мили на две вниз по скалистому откосу с тыльной стороны гребня Колвира, прикрытая с трех сторон от стихий, окруженная наносной почвой, в которой пустила корни пара низкорослых деревьев, всякие кусты, сорняки и огромные плети горного плюща. Гробница — длинное, низкое строение с двумя скамьями перед ним, — и плющ исхитрился увить ее по всей огромной площади, благородно маскируя большую часть напыщенного заявления, высеченного на фасаде под моим именем. Ясное дело, что все время гробница пустовала.

В тот вечер мы с Ганелоном отправились в ее направлении в сопровождении славного запаса вина, нескольких караваев хлеба и ломтей холодного мяса.

— Ты не шутил! — сказал Ганелон, спешиваясь. Подошел к гробнице и раздвинул плющ, чтобы прочесть при лунном свете слова, что были там представлены.

— Конечно, нет, — сказал я, слезая и развьючивая лошадей. — Она моя по всем статьям.

Привязав лошадей к соседнему кусту, я отцепил мешки с провизией и потащил их к ближайшей скамье. Ганелон присоединился ко мне, как только я откупорил первую бутылку и налил вино в темные, глубокие парные кубки.

— Я пока не понимаю, — сказал он, принимая свой кубок.

— Что тут понимать? Я умер и похоронен здесь, — сказал я. — Это мой кенотаф [15] Кенотаф — пустая гробница или монумент, воздвигнутые в память умершего, чье тело погребено где-то в другом месте или не найдено. , вот так… монумент, который воздвигается, когда тело еще не найдено. О своем я узнал совсем недавно. Он был возведен несколько столетий назад, когда было решено, что я не вернусь обратно.

— Короче, ты — привидение, — сказал Ганелон. — Но что тогда внутри?

— Ничего. Хотя они вдумчиво заготовили нишу и гроб — на всякий случай, если вдруг придется сложить мои останки. Таким образом, перебили сразу две ставки.

Ганелон соорудил себе сэндвич.

— И чья это была идея? — спросил он.

— Рэндом думает, что Брэнда или Эрика. Никто не помнит наверняка. Вероятно, тогда им казалось, что это неплохая мысль.

Он хмыкнул — злобный звук, превосходно подходящий к его помятой, покрытой шрамами и рыжебородой личине.

— И что с ним станет теперь?

Я пожал плечами:

— Полагаю, некоторые считают, что стыдно ему пустовать, и им хотелось бы видеть, что место занято. Но в то же время это прекрасный уголок, чтобы прийти и выпить-закусить. К тому же я еще не засвидетельствовал своего почтения.

Я сложил вместе пару бутербродов и съел.

У меня выдалась первая настоящая передышка с момента возвращения и, наверное, последняя на грядущие времена. Черт его знает. Но в действительности за всю последнюю неделю у меня не было шанса поговорить с Ганелоном, а он был одним из немногих, кому я доверял. Я хотел рассказать ему все. Я должен. Я должен был поговорить с кем-нибудь, кто не был участником всей этой каши тем же образом и в той же мере, как любой из наших. Это я и делал.

Луна уже взлетела высоко, и осколки разбитого стекла умножились под крышей моего склепа.

— Ну так как все было воспринято остальными? — спросил меня Ганелон.

— Предсказуемо, — ответил я. — Могу сказать, что Джулиэн не поверил ни слову, хотя сказал, что поверил. Он знает мои чувства к нему, и он не в том положении, чтобы бросить мне вызов. Не думаю, что Бенедикт вообще мне верит, но его до жути сложно просчитать. Он ждет случая и, пока занят этим, надеюсь, оправдывает меня за недостаточностью улик. Что касается Джерарда, у меня такое чувство, что это была последняя капля, и, какое бы доверие мне ни было оказано, теперь оно потерпело крах. И все же он возвращается в Янтарь рано утром, чтобы сопроводить меня к роще, где мы и откопаем тело Кэйна. Нет смысла превращать это в сафари, но я не хочу присутствия какого-либо другого члена семьи. Теперь Дейрдре… Кажется, она счастлива. Не поверила ни единому слову — я уверен. Но и неважно. Она всегда была на моей стороне, и она не любила Кэйна. Я бы сказал, она рада, что я вроде как упрочил свое положение. Не могу сказать, поверила мне Лльюилл или нет. Насколько я вижу, она не сильно осуждает то, что остальные творят друг с другом. Что касается Фионы, ее это дело, кажется, просто развлекает. Ну и потом, она всегда независима — превосходный способ смотреть на вещи. Никогда нельзя быть уверенным, в чем заключаются ее истинные мысли.

— Ты уже рассказал им о Брэнде?

— Нет. Я рассказал им о Кэйне и рассказал им, что хочу, чтобы они все оказались в Янтаре завтра вечером. Вот тогда и поднимем тему Брэнда. У меня есть одна идея, которую я хочу опробовать.