Роман Алёшин - Чему быть, того не миновать

— Ты в порядке? — тронув за плечо друга, поинтересовался Готфрид и Леон кивнув, стряхивая остатки мыслей о былом.

Тем временем, Лиса остановилась у ворот, преграждающих путь в ту часть пирамидалла где бродили хранители. Сняв с пояса небольшой горшочек и аккуратно, не касаясь вещества руками, она рассыпала некий порошок поверх цепей и запоров.

— Через пару часов оковы падут и у атабов появится развлечение. Можно сказать, я оказываю им услугу, а то совсем одуреют тут от скуки. — пояснила свои действия Лиса.

— Не знаю, что разит сильней — коварства твой запал иль сталь клинка? — заметил Готфрид.

— Ну сколько можно уже, остановись. Поэтичность тебе не идет, Готфрид, оставь ее своему другу. — бросила через плечо девушка.

Лиса быстрым и уверенным шагом шла вперед. Как надеялись рыцари, — к выходу. Спустя еще час блужданий по лабиринту пирамидалла, Лиса провела рыцарей к обветшавшей стене, с весьма солидным разломом, пройдя через который, друзья обнаружили себя в достаточно просторной и сырой пещере. Четверка авантюристов пересекла еще один лабиринт, на этот раз естественного происхождения. Черная Лиса сдержала свое слово и вывела мужчин на свежий воздух. Вокруг был привычный лес, и кое-что еще — горы. «Зеленые Горы», как их называли, отделяли западную границу княжества Линденбург от вассального по отношению к Астэриосу, королевства сильвийцев.

— Выбрались. На этом наши пути расходятся. Прощайте! — кратко попрощалась Черная Лиса и сбежала, скрывшись в сумерках и листве.

Ночь отступала, сменяясь предрассветными сумерками. Чернильная завеса вот-вот будет смыта, струящимся с небес солнечным водопадом. Подобно пламени поднесенному с обратной стороны черной бумаге, на темном горизонте увеличивалось в размерах светлое пятно — солнце. Вот уже показалась хоть и маленькая, но ослепительно яркая каемка солнечного диска.

— Незаметно часы пролетели, — поделился с друзьями Леон своими ощущениями.

— Да уж, протерли мы от пыли это место знатно, — брезгливо осматривая свою одежду, рассудил Готфрид.

Друзья только сейчас, в первых лучах наступающего из-за горизонта солнца увидели, что грязны с ног до головы как трубочисты.

— Изловить бы надо, девицу, — заметил Зотик.

— Что нам сейчас надо, так это хороший завтрак и в баню, а побегать за девицами, мы всегда успеем. К слову, ты Зотик женат, это не для тебя. — высказался Готфрид.

— Так я ж это… — начал было Зотик, но его прервал Леон:

— Да он шутит, Зотик, шутит. Поспешим в лагерь, друзья, я волнуюсь за наших лошадей.

Первые лучи солнца вонзились в землю, подобно копьям благородных рыцарей, сражающих всю тьму на своем пути и освобождающих королевство света от гнета тьмы. Утренняя прогулка пришлась кстати — свежий, лесной воздух казался едва ли не вкусным, после затхлого воздуха пирамидалла, пропитанного ароматом земли, плесени, ржавчины и смерти. Лошади поприветствовали хозяев фырканьем. Накормив их, рыцари позавтракали сами и отправились на восток, в сторону Луковок. Леон наказал Зотику молчать обо всем, что они узнали ночью. Домыслы крестьян и паника были недопустимы. Леон пообещал, что расскажет обо всем, что узнал отцу и тот совместно с князем Эддриком, примут решение.

Селяне Луковок встретили эквиларов и своего старосту как героев, лишь только завидев, что они везут с собой тушу огромного кабана, наводившего страх на округу. Остаток сил друзья отдали бане, а после отправились спать. Три дня пролетели незаметно, а впечатлений оставили такой багаж, что юноши до сих пор в себя не пришли. На подъездах к столице Линденбурга, рыцарям даже и не верилось, что с тех пор как они покинули летнюю резиденцию Бертрамов, прошло всего три дня. Разбойники во главе с Лисой, дом с привидениями, битва с атабами и древний пирамидалл тэрран — обо всем это не терпелось рассказать кому-то, излить эмоции, впечатления и тревоги. Обо всем, кроме второго и последнего. Все-таки Леон дал Витторио слово, что на протяжении недели никто не узнает о том, что творится на медвежьем хуторе. Рыцари не застали Гидеона в летней резиденции. Элеанор известила сына о том, что отец вызван в замок, как обычно — для решения каких-то политических вопросов. Туда юные рыцари и отправились.

Город на холме с сикомором-гигасом, возвышался над всеми прочими деревьями-великанами и приветствовал юных героев едва покачивающимися ветвями. Миновав толстые городские стены, друзья оказались в сени древа. Живительная прохлада просочилась сквозь доспехи и одежду, обволокла тела точно воды прохладного озера. Даже в самую знойную жару, температура в городе была ниже, чем за его стенами. На то было две причины. Во-первых, несмотря на то, что Линденбург являлся столицей «лесного» княжества, практически весь город был выстроен из камня. Как не сложно догадаться, того требовали меры безопасности, чтобы тот мог выстоять в осаде и не был сожжен, как когда-то в прошлом. Во-вторых, сикомор-гигас возвышающийся над городом, закрывал большую его часть ветвями, даруя вечную тень и укрытие от солнца. Благодаря этому камни не прогревались на солнце и не превращали летом улицы города в пекло.

Мимо рыцарей, точно сменные декорации в уличном театре, мелькали купеческие подворья и склады, трущобы, а ближе к центру показались аккуратные и стройные домики состоятельных людей: аристократов и не только, тут же были мастерские ремесленников. Линденбург имел типичную для крупных городов Астэриоса, радиальную планировку, центром которой являлся сикомор-гигас и замок. Многие дома, особенно богатые дома, имели несколько этажей для экономии площади, а потому верхние этажи делали выступающими над основным зданием. Такой способ застройки делал улицы очень узкими, — типичная улица была не шире восьми метров. Самым обширным и открытым пространством в городе была главная площадь и рыночная площадь. На главной площади располагалась Экклесия, — собор, посвященный Богам Линеи. Только столица королевства могла позволить себе строить отдельные соборы каждому Божеству в отдельности. В провинциях обходились такой вот Экклесией. На альвийском языке это слово означало — сход народа в одном месте, народа оставившего за порогом распри и предрассудки. В Экклесии были секции, посвященные всем Богам, кроме Ашадель. Богиня, создавшая первую расу, альвов была низвергнута из-за некого внутреннего раскола, неведомого простым народам. Статуи, изображающие Ашадель теперь сохранились только в Гран Дарене, городе цинийцев, блюдущих преданность своей «матери». Сильвийцы же, отрекшись от Ашадель заполнили духовную пустоту новой верой, ей стала философия альвийского мудреца Гилая. Сильвийцы возвели ее в ранг веры. Ныне можно было воочию наблюдать последствия этой философии-веры — сильвийцы почитали природу во всех ее проявлениях, от камней, растений и животных, до дождя и звезд на небе. Они верили в то, что у всего в мире есть свой дух и считали эйдосов одной из форм проявления этой духовности. Сильвийцы не брали у природы, но просили, всегда придерживаясь принципа, — срубил дерево, посади два.