Максим Далин - Слуги Зла

- Воры?!

- О чем ты, Дэни?! Посмотри, что эти твари сделали с тобой! Я дала тебе вечную жизнь, вечную юность, абсолютную красоту, душевный покой, цель, идеал - и ты бросил все это за сомнительную радость животного существования...

- За свободу, - поправил я.

- За свободу убивать, пока не убьют тебя?

- За свободу выбирать себе идеалы, пути и все остальное самостоятельно.

- Ты думаешь, - спросила она с безмерным презрением, - человек способен не ошибиться в выборе?

- За свободу любить, кого захочу, - сказал я. Кажется, это прозвучало глуповато, но я не знал, как высказаться иначе. Государыня рассмеялась.

- Твари из пещер более достойны любви, чем я?

- Да! - крикнул я. - Они живые, а ты - нет! Они все понимают, и, я надеюсь, поймут и люди!

- Это смешно, - надменно сказала королева Маб. - Вечная юность, вечная красота и вечный душевный покой - это любимые мечты людей. Я им это даю. Чем ты это заменишь?

Я замолчал. Я не знал. Я снова чувствовал абсолютную человеческую беспомощность. И тут тяжелая горячая ладонь легла на мое плечо - я вспомнил, что не одинок в этом месте сплошной красоты и сплошной лжи.

- Пойдем, Эльф, - сказал Паук. - Спорить с ней нельзя. Все это обман, но мы ей не объясним. Чтобы понять, душа нужна, так что просто пошли отсюда. Она нас не остановит. Ты с ней уже справился.

- Вас остановят мои воины, - сказала Государыня, и ее голос дрогнул от гнева. - Ты не смеешь говорить в моем присутствии, тварь.

- Воины - это да, - усмехнулся Паук. - Воины - это конечно. Людей ты можешь послать убивать. Или подыхать. Это тебе не впервой. А что ты можешь без людей? Мы с людьми - твари, конечно, смертные и убогие, но мы вот можем сами что-то изменить, а ты - нет.

- Это - правда?! - спросил я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. - Скажи, Государыня, это правда?!

Государыня промолчала. Мне показалось, что ее человеческая видимость потускнела, становясь больше похожа на тень. Я толкнул Паука плечом, и он ответил мне тем же.

Королева Маб повернула единорога и скрылась в зарослях иллюзорных цветов. Время возобновило свой бег. Я огляделся, чувствуя страшную, тяжело описуемую усталость.

Солнце все так же, золотыми потоками, лилось сквозь ветви мэллорнов на окровавленную дорожку. Мертвый рыцарь лежал у моих ног - и я содрогнулся от жалости к этому мальчику, отдавшему душу и жизнь за прекрасную грезу. Рядом с мертвецом беззвучно рыдал художник. Он показался мне не намного более живым, чем убитый рыцарь - но я не знал, как ему помочь.

Я обернулся. На песке валялись ветки, срезанные мечом; на ветках лежал еще один рыцарь, держась обеими руками за нож, торчащий из горла. Третий скорчился на почерневшей от крови траве. Из кустов виднелись ноги в эльфийских сапожках; красные капли смотрелись на безупречных листьях, как рубины на малахите...

- Эльф, - окликнул Паук. - Задира...

Шпилька сидела на земле, обнимая Задиру. Задира прижимал к груди ладони, но кровь текла сквозь пальцы. Он смотрел на нас с Пауком восхищенно и пытался ухмыльнуться.

Я сел на песок рядом с ними. Паук вытащил из торбы банку с бальзамом и кусок холста.

- Вы ее сделали, - сказал Задира сипло. - Мы с ней еще разберемся. Знаете, парни, когда договоримся с людьми насчет войны... - и закашлялся.

- Заткнись, а? - сказал Паук, расстегивая его куртку. Меч прошел ниже стальной пластины, под ребра, справа. - Притягиваешь ты эльфийское оружие, что ли...

Потом он и Шпилька обрабатывали рану, а Задира пытался описывать наши будущие победы. Я вытирал кровь с его губ и пот - со лба, и думал, что вся эта лучезарная фальшивая прелесть не стоит, в сущности, одной-единственной настоящей жизни...

Задира твердил, что он может сам, что он пойдет сам, что он - урук-хай, и ему все нипочем, а мы с Пауком тащили его до границы Пущи и через ручей, который был для нас по-настоящему кровавым. Шпилька с метательными ножами наготове прикрывала нас - но никто не попытался нас преследовать.

Потрясающая красота Пущи казалась нам тряпичными цветами на фоне неба, намалеванного на холсте.

Когда мы шли мимо ясеней, убитых эланором, Задира сказал: "Ребята, остановитесь на минуточку - мне не отдышаться", - снова закашлялся, и кровь у него изо рта потекла струей...

Мы донесли тело Задиры до предгорий и похоронили среди камней, чтобы его тень осталась в горах. Шпилька молчала и кусала губы. Паук выдалбливал своим ножом на камне руну "доблесть". Я плакал, было никак не остановиться. Вместе с жизнью Задиры из моего сердца вырезали кусок живого мяса. Все казалось неважным; я ненавидел Пущу, ненавидел ее рыцарей, спесивых, забывших родство холуев, ненавидел людей, готовых продаться за морок с потрохами, ненавидел войну... Лешачка спросила: "Неужели они более достойны любви, чем я?" - а я за каких-то полгода полюбил Задиру больше, чем лешачку за триста. Не по принуждению, не за неестественно прекрасную внешность, не из подлого желания что-то с этого иметь - просто за то, что он был, за его душу...

От слез у меня болела голова, а во рту стоял привкус крови. Я чувствовал себя совсем потерянным. Мне казалось, что больше ничего нет и не будет - когда меня окликнул Паук.

- Ты триста лет воевал, Эльф, и так и не понял, что такое война? - спросил он. - Еще говоришь, что не детеныш...

- Мне триста лет было наплевать на потери, Паук, - сказал я. - Я не думал, что это так чудовищно больно. Я не знаю, как буду жить без Задиры. Честно, просто не знаю.

Шпилька всхлипнула и впервые лизнула меня в щеку:

- Ага, Эльф. Я тоже не знаю.

- А вот так и будете, - хмуро сказал Паук. - Ради памяти. И ради наших с Задирой гор.

Солнце над Пущей спускалось все ниже; мы сидели у могилы Задиры и смотрели, как небо наливается заревым багрянцем. Арши касались меня плечами. Я обнял их, они не отстранились; я подумал, что потерял одного из лучших друзей, но другие живы - и ради них надо довести мое дело до конца.

Эти горы свободны. И всегда будут свободны.

Эпилог

...Ты идешь по кромке ледника,

Взгляд не отрывая от вершины.

Горы спят, вдыхая облака,

Выдыхая снежные лавины,

Но они с тебя не сводят глаз,

Будто бы тебе покой обещан,

Предостерегая всякий раз

Камнепадом и оскалом трещин...

...И когда шел бой за перевал,

Чтобы не был ты врагом замечен,

Каждый камень грудью прикрывал,

Скалы сами подставляли плечи.

Ложь, что умный в гору не пойдет -

Ты пошел, ты не поверил слухам -

И мягчал гранит, и таял лед,

И туман у ног стелился пухом...

В. Высоцкий.

... Ранним утром ненастного дня, в середине мая, в 1354 лето Третьей Эпохи Златого Древа, он вошел в столицу Чернолесья, пешком, сопровождаемый тварями из-под гор. Одежду его покрывала дорожная пыль; не было при нем никакого оружия, кроме ножа из злого железа, кованого в подземном горне. Он еще напоминал истинного рыцаря Пущи дивной своею статью, и златыми кудрями, спускавшимися ниже плеч, и эльфийской скорбью прекрасных очей - но Зло уже положило на его чело свою печать, и люди отшатывались при виде его лица: кровоточащие раны на его щеке образовывали руну проклятого языка, читаемую сведущими как "бунт" или "вызов". Страшно было чистым душам встречаться с ним взглядом.