Василий Блюм - Мычка

Филин как будто и не заметил изменений, все также кутался в шкуры, и, всякий раз, выходя наружу, кривился, будто делал нечто неприятное, или неимоверно мерз. Мычка смотрел на наставника со смешанным чувством удивления и жалости. Весна — чудесное время. Душа ликует, исполненная сладости волнующих чувств. И не усидеть, даже если по горло дел, а снаружи непролазная грязь из набрякшей от влаги земли и остатков снега.

Мычка днями пропадал в лесу, забыв о тренировках. В очередной раз вернувшись под вечер, натыкаясь на укоряющий взгляд наставника, он спохватывался, клятвенно обещал себе взяться за меч с самого утра. Однако, наступало утро, Мычка исчезал из дома, а оружие оставалось на прежнем месте, лишнее в царящем снаружи празднике жизни.

Прислушиваясь к затихающим вдали шагам, Филин лишь качал головой. Там, где он жил когда-то, времена года менялись не столь ярко, можно даже сказать — почти незаметно. Однако, был молод и он, и странное головокружение и волнение крови переживал не раз. Потому подземник не препятствовал ученику, лишь время от времени, выходя за охапкой-другой веток взамен сгоревшим, пристально вглядывался в сугробы. И всякий раз его губы кривились, а в глазах отражалась печаль, будто вместе с исполненной жизни и радости весной приближалось нечто гнетущее, но неизбежное.

И вот день настал. Поднявшись с утра, Филин вышел из дома, долго стоял на пороге, всматриваясь в разбросанные тут и там остатки сугробов. Его лицо потемнело, а под глазами залегла сеть морщин. Подземник закрыл глаза, долго стоял, словно принимая нелегкое решение, затем тяжело вздохнул. Веки медленно поднялись, лицо разгладилось, он повернулся, решительно шагнул обратно.

Мычка с удивлением взглянул на наставника. Что-то в лице подземника неуловимо изменилось. Он пристально всматривался в знакомые до боли черты, не в силах понять, отчего вдруг защемило сердце, а в груди возникло и разрастается предчувствие невосполнимой потери.

Сглотнув, Мычка произнес с тревогой:

— Что-то случилось?

Филин взглянул на ученика, сказал со значением:

— Я вижу, ты собираешься на прогулку. Подожди, нам нужно поговорить.

Непривычная торжественность, с какой наставник произнес слова, удивили. Однако, заплечный мешок уже оттягивает руки, а в груди зудит ставшее уже привычным стремление оказаться один на один с лесом. Мычка нетерпеливо передернул плечами, сделал шажок к двери, с трудом сдерживаясь, чтобы не выскользнуть из дома, оставив нудные наставления на потом. Но что-то в интонациях подземника удержало. Мычка вздохнул, вернувшись, уселся на топчан, застыл в ожидании.

Филин кивнул, словно и не ожидал другого, шагнул к постели, рывком приподнял крышку. Мычка невольно вытянул шею, пытаясь заглянуть через плечо наставнику. Тот никогда не открывал сундук в присутствии ученика. Мычка же никогда не пытался заглянуть внутрь, хотя сундук не запирался, а хозяина часто не бывало. И хотя неоднократно возникал соблазн посмотреть хотя бы глазком, Мычка отметал даже возможность воспользоваться доверием отшельника. К тому же… что интересного может хранить затерянный в лесу охотник: потрепанные шкуры, старый засапожный нож?

Филин продолжал рыться в ящике и мысли отвлеклись, потекли в прежнее русло. Перед глазами замелькали деревья, зеленые островки едва проклюнувшейся травы, ноздри наполнились свежестью влажных испарений. Мышцы ног начали невольно подрагивать, будто уже несут хозяина через многочисленные ручьи и сучья, пальцы рук сжались на невидимом, но ощутимом древке лука. Вот белым пятном в кустах замерцал заяц. Рука дрогнула, потянулась к стреле.

— Ну вот и все.

Голос отшельника ворвался в мир грез, разметал, разрушил иллюзию. Мычка встрепенулся, подпрыгнул, готовый куда-то бежать и что-то делать, но, наткнувшись на пристальный взгляд учителя, снова сел, со вздохом повернул голову и замер. На столе, что вот только был пуст, громоздится куча вещей, совсем небольшая, но, стоило лишь увидеть, и взгляд не оторвать.

— Что это? — Мычка было подался к столу, но превозмог любопытство, остановился, и даже повернул голову в противоположную сторону, хотя глаза упорно не желали терять сокровища из виду, и едва не выпазили из орбит.

Учитель улыбнулся.

— Не пытайся делать вид, что не интересно. Вижу же, сейчас от любопытства лопнешь.

Мычка стремглав бросился к столу, навис, пожирая глазами открывшуюся картину. Рукояти мечей, ведь он уже их видел… Да, вот знакомая щербинка, а тут потертость. Сами клинки не видны, спрятанные в кожаных чехлах такой выделки, что кружится голова. Чехлы соединяются хитрым переплетением ремней с заклепками и тесьмой в нечто на столько удивительное и удобное на вид, что хочется примерить прямо здесь, не сходя с места!

А это? Уже знакомая защита от веревки лука. И не одна! Сразу две, на обе руки. Тут же лежит лук. Два мотка тетивы. Из свернутой трубой шкуры торчат охвостья стрел. Но как же их много! Засапожный нож. Ну, это привычно. Хотя… если приглядеться. Лезвие намного длинней и качественней чем все, что довелось видеть ранее.

С трудом удерживаясь, чтобы не сгрести все разом, щупая, трогая, изучая, Мычка поднял глаза, захлебываясь от восторга, спросил:

— Что, что это такое? Откуда? И… почему ты не показал раньше?

Довольный произведенным эффектом, Филин добродушно произнес:

— Раньше было не ко времени.

— А сейчас? — Мычка подхватил нож, повернулся к оконцу, любуясь игрой света на лезвии.

— А сейчас время пришло.

Проскользнувшие в голосе наставника нотки заставили насторожиться. Мычка повернул голову, замедленно спросил:

— Время для чего?

— Я учил тебя тому, что умею сам. Признаюсь, далеко не всему, чему бы мог. Однако, и того, что ты уже знаешь, хватит с лихвой. По крайней мере, на первое время…

Филин сделал паузу. Не улавливая, к чему клонит учитель, Мычка повторил эхом:

— На первое время? Я не понимаю.

Лицо подземника мучительно искривилось, словно слова давались с огромным трудом. Он произнес глухо:

— Я уже достаточно стар, чтобы путешествовать по миру, но есть ряд обязательств, требующих участия. Часть из них я могу позволить себе не выполнять, однако другие должны быть воплощены. И в этом поможешь мне ты.

Палец наставника уперся в грудь. Мычка вновь ощутил, как от предчувствия неизбежного заныло внутри. И хотя понимание окатило холодом, он попытался отодвинуть неизбежное. Улыбнувшись, Мычка воскликнул с деланной радостью:

— Тебе понадобилась моя помощь? Это же прекрасно! Что нужно сделать?

Однако, наставник не принял игры. Его лицо потемнело, а голос посуровел.

— Не стоит лицемерить, глядя в глаза неизбежности. Я спас тебя однажды, выкормил, обогрел, научил многому. И хотя ты отвратительно занимался, а под конец и вовсе стал прогуливать тренировки, я ни разу не пожалел о принятом решении. Но все когда-то кончается. Я остаюсь, ты уходишь.