Василий Блюм - Мычка

Руку обожгло болью. Вскрикнув, Мычка выронил лук, затряс рукой, где поперек вен вздувается багровый рубец. От удара мышца занемела, а в серединке рубца цепочкой заалели капельки крови.

— Торопишься.

Занятый раной, Мычка не заметил, как наставник приблизился. Вскинув голову, исполненный обиды и боли, он ожидал увидеть в глазах учителя привычную насмешку, но тот смотрел спокойно, с пониманием.

— Ты не предупредил… — бросил Мычка в негодовании.

— Но я и не разрешал стрелять, — парировал Филин.

Понимая, что учитель прав, Мычка хотел сдержаться, но не смог, воскликнул обвиняюще:

— Ты это сделал специально!

— Возможно, что так, а возможно и нет. — Подземник пожал плечами. — Ты этого не узнаешь. Но, в любом случае, хорошо, что так вышло.

— Ты должен был предупредить! — уже спокойнее, но все еще раздраженно выпалил Мычка. — Неужели бы я тебе не поверил? Что хорошего в боли и лишнем рубце?

Филин остался спокоен, но в глазах полыхнули молнии.

— Слова пусты. Не ощутив на собственной шкуре всех деталей, не важно, хороших, или плохих, ты не сроднишься с оружием. Держи, с этим будет проще.

Филин протянул свернутый трубкой кусок кожи со свисающей бахромой завязок. Насупившись, Мычка смотрел в сторону, но наставник по-прежнему держал вещь, и он нехотя протянул руку. Немного раньше, чем рука коснулась подарка, взгляд метнулся вперед и Мычка ахнул. На левой руке наставника он заметил широкую полосу из множества находящих друг на друга рубцов. Взгляд невольно метнулся к своей руке, затем вернулся к руке Филина, вновь к своей.

Мычка поднял глаза и не увидел в лице наставника злости, лишь терпеливое ожидание. Ощущая, как стыд заливает щеки, он опустил голову, не в силах вынести пронзительный взгляд учителя. Поспешно одевая защиту, судя по весу и твердости кожи невероятно прочную, Мычка был готов повалиться сквозь землю, только бы не ощущать понимающего взгляда подземника, с каким обычно взрослый, опытный мужчина смотрит на воющего от недовольства и обиды ребенка.

Но ошибки надо исправлять. Стиснув челюсти так, что скрипнули зубы, Мычка поднял голову, прямо взглянул в лицо Филину, сказал:

— Я готов, наставник. Будь добр, объясни, как использовать лук правильно.

Слова Филина оправдались полностью. Лук оказался на удивление удобным оружием. Поначалу Мычка стрелял в стену, отойдя на небольшое расстояние, тщательно целился, и спускал тетиву лишь будучи уверенным — стрела не уйдет в лес. Сама стрела особой ценности не представляла. Отыскав в лесу подходящий материал, Мычка наделал десятки древк, оперил охвостья, нащипав с пойманных на охоте глухарей самых лучших и мягких перьев. Но найти замену оглавкам оказалось невозможно. Заточенный кончик тупился от первого же выстрела, а срезанные с царап-куста шипы оказались недостаточно прочны и легко ломались.

Наловчившись, он начал отходить от стены все дальше. Руки окрепли, а, наученный опытом, глаз точно соизмерял насколько нужно поднять удерживающую лук руку, чтобы стрела попала точно в задуманное место. Вскорости Мычка чувствовал себя уже настолько уверенно, что стал стрелять по деревьям, выбирая наиболее удаленные и небольшие в обхвате стволы, а когда окончательно уверился в собственных силах, перешел к охоте.

Первая подстреленная добыча: глухари и зайцы, вызвала бурный восторг. Затем эмоций поубавилось, лук стал совсем привычным, как до того засапожный нож. И Мычка уже без сомнений брал удивительное оружие на охоту, недоумевая, как раньше мог обходиться без столь полезной вещи. Немного старания, и, незамеченный, он легко подкрадывался к добыче на нужное расстояние. Чуть слышный скрип, короткий щелчок тетивы, и вот уже бездыханное, животное лежит на снегу, пронизанное смертоносным жалом.

Тренировки с мечом хоть и продолжались в прежнем порядке, но теперь Мычка затруднялся признаться даже самому себе, что привлекает больше: жаркая схватка на железных полосах, или холодно просчитанный выстрел, когда нужно неслышно подобраться, мягко извлечь стрелу, и спустить тетиву ровно в тот момент, когда цель окажется в наиболее выгодной позиции.

Он по-прежнему с удовольствием вступал в бой, вертелся по полянке, но зажигавшийся поначалу, при виде оружия в руках учителя, огонек в груди угас, сменился привычкой. Мычка успешно овладел навыками оружейной схватки, и, казалось, достиг предела возможного. Все приемы выучены наизусть и многократно повторены, рука уверенно держит клинок, а тело заучено движется в нужную сторону. И стоит ли изо дня в день повторять то, что и так получается замечательно?

Однако наставник подмечал все, хоть и не подавал виду. Однажды, лениво ковыряя мечом снег под ногами, Мычка привычно ожидал наставника. Заслышав шум шагов, он повернул голову, и застыл. Глаза в изумлении распахнулись, а рот приоткрылся. Филин подошел, остановился напротив, озорно блеснув глазами, поинтересовался:

— Что-то не так?

Сглотнув, Мычка с трудом оторвал взгляд от рук наставника, спросил ошарашено:

— Что это, зачем?

Филин усмехнулся, бросил ехидно:

— Надеюсь, ты не думал, что обучение закончится теми элементарными вещами, что я успел преподать?

— Элементарными? — Не веря ушам, Мычка распахнул глаза еще больше. — Но ведь ты совсем недавно хвалил меня за точное исполнение сложнейших приемов.

— Разве? — Подземник закатил глаза, вспоминая, некоторое время оживленно двигал складками на лбу, но в итоге лишь пожал плечами. — Может и так. Но ведь я не уточнял, для кого именно сложные.

Филин смотрел насмешливо, и Мычка прикусил язык. Выставлять себя посмешищем и дальше не хотелось. Острый на язык, учитель найдет, что ответить самовлюбленному юнцу, возомнившему себя мастером. А он-то всерьез считал, что добился многого. И ведь не возникало даже тени сомнений! Хотя, нет-нет, да замечал в глазах наставника выражение, что никак не вязалось с воздаваемой похвалой. Тогда он не придал этому значению, но теперь…

Лицо запылало. Наклонив голову, чтобы Филин не заметил багровеющих пятен на щеках, Мычка сказал запальчиво, пряча за пренебрежением стыд:

— Давай приступим, и вполне может случиться, ты изменишь мнение.

— Давно пора.

Филин встал в стойку. Руки подземника разошлись, замерли, удерживая блистающие полосы металла. Два меча — два лезвия. Два больше чем один, но, насколько опасней? Наставник никогда не говорил, что у него имеется еще оружие, а он не спрашивал. Да и зачем спрашивать, если для боя больше чем достаточно двух мечей, и третий, если и необходим, то лишь в качестве запасного, на случай поломки основного. Зачем одновременно два клинка, если и с одним управиться непросто? Или, учитель просто решил припугнуть, и вот-вот расплывется в улыбке, подзадоривая отлично сыгранной шуткой? Но нет, лицо наставника серьезно, как всегда во время занятий. В глазах нет и следа шутливости, лишь суровая сосредоточенность.