Василий Блюм - Мычка

Корчмарь охнул, невольно выпустив тесак, выпрямился. Мычка взлетел следом, с силой ударил по руке, что вновь потянулась к рукояти, выбросил руки вперед, вкладывая в толчок накопленную ярость. Дерюга отступил, нелепо взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, несколько мгновений балансировал, но край ямы не выдержал, обвалился, увлекая за собой незадачливого хозяина.

Раздувая ноздри, и тяжело дыша, Мычка прошелся взад вперед, прислушиваясь, как из мышц уходит напряжение, а в глубине оседает, сворачивается тугими кольцами змея ярости. Послышался шорох, донесся полурык-полустон. Выхватив факел, Мычка подошел к краю ямы, взглянул вниз. Покатые валуны плеч, побагровевшее от напряжения и ярости лицо, свирепый высверк глаз. Дерюга настолько велик, что заполнил собой все пространство ямы, стоит, не в силах шевельнуться.

— Быстр, паскудник. — Слова прозвучали тяжело и глухо, словно каждый вздох давался корчмарю с трудом.

— Все хотят жить. — Мычка пожал плечами. — Или ты привык, что жертвы сдаются без боя?

Корчмарь не ответил, сказал тускло:

— У меня в боку нож, а руки зажаты стенками ямы… Дай спокойно подохнуть. Уходи.

Мычка кивнул, сказал одобрительно:

— Решил принять смерть достойно? Похвальное решение. Но у меня пара вопросов. По этому… поговорим.

— Пацан, — выдохнул Дерюга презрительно, — удача вскружила голову? Пошел отсюда, нам не о чем говорить.

Мычка ощерил зубы, выдохнул зловеще:

— Ты, видно, привык убивать лишь беззащитных женщин и беспомощных стариков. Да вышла промашка. Не распознал достойного противника.

Ответом стал смех, больше похожий на карканье ворона. Отсмеявшись, Дерюга бросил презрительно:

— Достойный противник? Пацан, я убивал людей задолго до того, как ты появился на свет, и это были вовсе не старики! Тебе улыбнулась удача. Что ж, радуйся, да только, сделай милость, уходи, не звени над ухом, никаких ответов ты не дождешься.

Мычка поиграл желваками, сказал сдавленно:

— Может ты и прав, и это всего лишь слепая удача. Но это не имеет значения. Значение имеет другое. Нас было двое, и теперь меня мучает любопытство. Если ты понимаешь, о чем я.

Дерюга ухмыльнулся.

— О девке забудь. Даже если каким-то чудом нападешь на след, это ничего не изменит. Ее отдадут в надежные руки, упрячут за крепкие стены, куда оборванцам, вроде тебя, путь заказан.

Кровь бросилась в лицо, мир закачался, грозя расколоться на куски, разлететься алыми брызгами, однако, сделав над собой усилие, Мычка сдержался, невозмутимо произнес:

— Может быть, а может и нет. Я считаю, попытаться стоит, даже если исход предопределен. Скажи, куда ее увели, и я сразу уйду. И не упорствуй, у меня не так много времени.

Дерюга скривился в ухмылке.

— Я скоро сдохну. В голове мутится, а язык ворочается с трудом. Чем ты можешь меня напугать, чучело?

Мычка отвел глаза, помолчав, произнес отстраненно:

— Знаешь, лес полон самых разных животных: мелкие, бесформенные, с трудом различимые даже на ярком свету, и огромные, величественные, красивые настолько, что не оторвать глаз. Но больше всего меня восхищают муравьи. Удивительная слаженность, с какой они прокладывают тропы, возводят дом, или нападают на вторгшегося в пределы противника. Их смелость вызывает восхищенье, ведь часто противник настолько велик — не охватить и взглядом.

Дерюга нахмурился, спросил с подозреньем:

— К чему эти побасенки?

Мычка наклонился, так что лицо корчмаря прорисовалась во всей неприглядности, произнес с мягкой улыбкой:

— Как думаешь, что произойдет, если муравейник со всеми жильцами вдруг провалится в некую ловчую яму, где в тишине и спокойствии отдыхает от трудов известный корчмарь?

Лицо Дерюги закаменело. В глазах метнулось жуткое понимание, словно когда-то давно корчмарь уже видел нечто подобное, если не сказать больше. Ощутив, что вновь впадает в ярость, Мычка оборвал мысль, не стал углубляться в страшную догадку.

С огромным трудом, будто челюсти сжимают невидимые руки, Дерюга прорычал:

— Что ж, убеждать ты умеешь. Девку увели в городок по соседству. Сразу за рощей начинается тропа, по ней и пойдешь, не заблудишься.

Ощутив, как с плеч свалилась непомерная тяжесть, Мычка поспешно спросил:

— Город велик, где именно искать?

— Терем, где живет местный правитель. На женской половине.

Мычка кивнул, поспешно поднялся, бросив на прощанье:

— Благодарю. Ты сдержал слово, сдержу слово и я. Прощай.

— Погоди, — хрипло воскликнул Дерюга. — Погоди… Я не хочу подыхать здесь один, от голода и диких зверей.

Мычка прищурился, произнес с прохладцей:

— Предлагаешь тебя вытащить?

Корчмарь помотал головой, сказал тихо:

— Я хоть и злодей, но не дурак. Вижу, у тебя за плечом лук. Окажи честь, не пожалей стрелы. Только… чтобы сразу, без мучений.

Мычка мгновенье смотрел на корчмаря. Лицо осунулось, щеки побледнели, в глазах мольба и надежда. Не говоря ни слова, Мычка вынул лук, сбросив заплечный мешок, запустил руку внутрь. Клубок обнаружился сразу. Сгибаясь, скрипнул лук, стрела заняла место.

Все это время Дерюга не отрывал от него глаз, смотрел не мигая, лишь лицо становилось все бледнее. Заметив, что приготовления окончены, он прошептал:

— Только… без мучений, прошу.

Не отворачивая лица, он закрыл глаза, застыл, лишь на виске, выдавая сильнейшее напряжение, яростно и бессильно забилась голубая жилка. Мычка вздернул лук. Зажав пальцами тетиву, резко отвел руку. Миг, и стрела сорвалась. Голова Дерюги дернулась, упала на бок. В глазнице, погрузившись наполовину, застыло оперенное древко.

Лук занял свое место, мешок вернулся на плечо, а рука ухватила факел. Мычка развернулся, деревянно шагая, двинулся по тропе, за заполнившей душу болью и пустотой, не замечая текущей по рассеченному тетивой предплечью крови.

Достигнув края рощи, Мычка остановился в раздумье. От похитителей отделяет день пути. Если идти всю ночь, можно изрядно сократить расстояние, а то и нагнать, свалившись, как снег на голову. Но это если повезет. В темное время, даже с факелом в руке, шибко не разбежишься. Следы почти не видны, зато сам, как на ладони. Это днем факел — тускла искра, пройдешь рядом — не заметишь, ночью даже самый слабый свет виден издали. Голодное зверье не замедлит приблизиться, а то, чего доброго, нагрянут лихие люди, коих, как оказалось, в здешних местах ни чуть не меньше, чем в лесу хищников.

Забежать наперед бредущего по дороге одинокого путника, сделать засаду — что может быть проще? От брошенного невидимой рукой камня не спасут мечи, засевший в придорожных кустах, скрытый во тьме лучник легко убьет сколь угодно умелого воина. И даже если все сложится удачно, в конце наверняка ожидает схватка. Вряд ли похитители так, запросто, отдадут «товар». Придется драться. Да только пользы от такой драки, когда от усталости дрожат ноги, а в глазах двоится, не особенно много.