Василий Блюм - Мычка

Мычка сморгнул, оторвавшись от размышлений, вгляделся в непонятное. Глаза прищурились, ноги замедлили шаг, а губы растянулись в улыбке. Впереди, неподалеку, вознеслась деревянная стена. Посреди стены окаймленный вратами проем, куда ныряет дорога. В проеме, если приглядеться, виднеются непривычных очертаний дома, едва заметные, движутся букашки людей.

Город, о котором говорил Дерюга. Тот самый, куда силой увели подругу. Осталось лишь войти, и отыскать Зимородок, а там будет видно. Улыбка истаяла, губы сжались в тонкую полоску. Ускорив шаг, Мычка направился к вратам.

У ворот, прислонившись к стене, развалился воин, на лице скука, пальцы поигрывают рукоятью ножа, взгляд лениво шарит по прохожим, перескакивает с одного на другого, на одних задерживается, других же пропускает сразу. Ощутив на себе внимание стража, Мычка прикрыл глаза, напустил на лицо безразличие.

— Эй, а ну-ка подойди. Тебе говорю!

Словно вынырнув из глубоких раздумий, Мычка замедленно повернул голову, взглянул с вопросом. Страж кивнул, поманив пальцем, поднимаясь навстречу. Мычка покосился на врата. Проем совсем рядом, лишь один прыжок отделяет от входа в город, а там народу столько, что даже будь воин о ста глаз, не увидит, не найдет. С другой стороны, лишнее внимание ни к чему. Вдруг стражу всего лишь захотелось поговорить.

Внутренне напрягшись, готовый в любой момент сигануть в сторону, Мычка приблизился с прежним отстраненным видом, поинтересовался:

— В чем дело?

Страж пробежался взглядом с головы до ног, надолго задержавшись на плечах, где, выпирая из-под плаща, топорщатся рукояти мечей и дуга лука, сказал с подозреньем:

— Не многовато оружия для одного?

Мычка замедленно повернул голову, распахнул глаза, будто только сейчас обнаружил за спиной целый арсенал, сказал с досадой:

— И это по-твоему много? Был бы ты охотником — знал бы, сколько оружия нужно в лесу. Это тебе не город. Если с оружием что-то случиться — замену не найти.

Воин покивал, сказал с недоверием:

— Что-то я не слышал, чтобы охотники таскали с собой охапками мечи.

Мычка закусил губу, столь нагло врать еще не приходилось, однако, страж смотрит требовательно, и он вздохнул, понизив голос, доверительно произнес:

— Ты прав, в охотничьем деле мечи ни к чему. Но кроме зверей в лесу рыщут намного более опасные существа.

Воин подобрался, спросил, невольно понизив голос:

— Что еще за существа?

Не выдавая охватившего ликования, Мычка произнес с мукой:

— Лихие люди. И ведь ладно бы забирали добычу, их можно понять — каждый промышляет, как может, но ведь норовят отнять и жизнь.

В лице собеседника испуг вновь сменился унынием, похоже, страж ожидал чего-то более интересного. На глазах теряя интерес, он бросил:

— Это да, лихие люди, они завсегда…

Страж вернулся на место, а Мычка прошмыгнул во врата, довольный, что не пошел на поводу у страха, а разобрался с вопросом, как и подобает настоящему мужчине — глаза в глаза. Мелькнула мысль, что надо бы поинтересоваться у воина — не видал ли двоих мужчин и девушку, но, поразмыслив, лишь махнул рукой. Даже если страж видел, то вряд ли вспомнит, слишком много людей проходит через врата, к тому же похитители могли пройти ночью, или даже прошлым вечером, когда у входа стоял совсем другой человек.

Отбросив неуместные сожаления, Мычка осмотрелся. Ноги замедлили шаг, а дыханье прервалось. Так вот он какой, город! Вокруг возвышаются дома, не привычные покосившиеся избы, обычные для любого села, а аккуратные, из тщательно подогнанных бревен, крепкие, как молодые грибочки. Стены в узорах, в окнах резные рамы, рисунок затейлив, глаз не сразу разберется в хитросплетениях канавок и завитков.

Не смотря на вечер вокруг полно люду. От ярких нарядов пестрит в глазах. Таких как он, в шкурах, почти не видно. Одежда большинства поражает яркостью и изяществом. Что же до материала, совершенно не ясно из чего сделана, хотя на вид мягка и удобна. Кто-то торопливо бежит по делам, нагруженный мешками, кто-то вальяжно прогуливается. Есть и те, что зазывают звонкими голосами, разложив на деревянных скамьях всякую всячину. Некоторые вещи знакомы по обиходу, другие когда-то попадались на глаза, о назначении прочих можно лишь догадываться.

Земля под ногами непривычно плотная, утоптанная до состояния камня, а может камень и есть. Если приглядеться, в пыли сверкает золотистое крошево песка, не иначе — специально разбросанного, чтобы не разводить грязь во время дождя. Мычка брел по улице, не переставая удивляться. Вот набитая снедью телега, от запаха пищи сводит живот: все свежее, ароматное. А вон прошагали десяток воинов, лица суровы, доспехи поскрипывают, вызывая зависть качеством исполнения и подгонки. А это что такое, тоже дом? И впрямь, но какой огромный, в два поверха! Над крыльцом изящный козырек, на крыше небольшие башенки, не то для лучшего обзора, не то в качестве украшения.

Из распахнутых настежь дверей доносится приглушенный говор, тянет вином и мясом. Неужели корчма? Да не одна — несколько! Мычка двигался вдоль улицы, потрясенный лавиной впечатлений. Он и помыслить не мог, что в одном месте может оказаться так много всего и сразу. Солнце спускается все ниже, вскоре сумрак заволочет улицы. Но, нет. Из окошек льется слабый свет, над вывесками таверн призывно загорелись смоляные факелы, то здесь то там у людей в руках вспыхивают тонкие лучинки, ненадолго освещая все вокруг.

Глядя на баловников, Мычка лишь качал головой. И как не боятся? Конечно, здорово, что ночь не властна, намного приятнее идти до дому в отблесках огня, чем пробираться по стеночке на ощупь. Но огонь в неумелых руках — зверь опасный. Устроить пожар — раз плюнуть. Дома вокруг деревянные, бревна иссушены жарой. Как не бояться?

Сбивая с мысли голодно заворчал желудок. Струящиеся отовсюду аппетитные запахи распалили голод, заставили чаще сглатывать слюну. Безумно захотелось есть. Едва глаза останавливались на вывеске корчмы, а ноздри наполнялись ароматами, ноги сворачивали ко входу, и лишь величайшим напряжением Мычка удерживался, чтобы не зайти в гостеприимно распахнутые двери. Даже мысль о взимаемой с посетителей плате останавливала слабо. Превозмогая муки голода, Мычка упорно двигался дальше, и лишь отойдя от заведения подальше чувствовал облегченье. Вот только не надолго. Возле очередной корчмы все повторялось вновь.

Однако желудок все же победил. Узрев очередную корчму, Мычка махнул рукой, двинулся в раскрытые створки дверей, словно в объятья желанной женщины. Ароматы пищи и дымок обволокли плотной пеленой, проникли в нос и рот. Уши наполнились гулом разговоров. Голова закружилась, а в глазах поплыло. С трудом протиснувшись мимо забитых людьми столов, Мычка бухнулся на свободное место, ощущая себя словно после доброй чарки крепкого хмеля, коим иногда, в редкие дни праздников, угощал дед.