Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]

Они шли мимо жужжащих на разные голоса домов, проходили оживленные улицы и переулки, пока не остановились у красивых резных и легких на вид ворот.

Проводник перекинулся парой слов со стражником. Тот кивнул.

— Вы можете идти. Нэкз будет ждать вас завтра, — сказал проводник, попрощался и ушел прочь.

— За мной, — проговорил привратный страж. — Не оглядывайтесь и никуда не отходите. Коли вас без меня встретят — зарубят без промедления. — Он говорил медленно и с таким придыхом, что, слушая его, людомар ощущал тяжесть у себя в груди.

Они прошли просторный внутренний двор, в центре которого возвышался деревянный идол посредине обложенного камнями восьмиугольника, внутри которого лежали подношения, и поднялись на резное деревянное крыльцо, выкрашенное в красный и синий цвета. После этого отряд проследовал по открытой веранде, прошел несколько смежных палат и оказался в малюсеньком помещении, имевшем три ряда лежанок по стенам.

— Здесь будете, — уведомил их страж. — Закрою вас. — С этим он закрыл тяжелую дверь и закрыл ее снаружи тяжелым запором.

Восемь внушительных туш, коими были воины и людомар, едва могли пошевелиться в тесном помещении. Благо коек было девять, поэтому кое-как улеглись. Делать было совершенно нечего. Наряду с тревожно проведенной ночью, вопрос о том, что делать, разрешился сам собой. Уже через пару минут комнату сотрясал дружный храп.

Людомар не спал. Ночь, которую он провел спокойнее всех, была достаточна для него. В условиях мириада новых запахов и неизвестных звуков, его мозг не мог задремать или даже забыться.

Он снова начал размышлять над разговорами с Глыбыром, когда его внимания привлекли звуки, доносившиеся издалека. Сын Прыгуна расслышал топот сотен копыт и храп лошадей; он слышал топот десятков ног, которые неспешно спустились с верхних этажей и стали удаляться. По тому, как скрипели двери, охотник понял, что внушительных размеров толпа реотвов вышла вон из дворца.

Заговорили на реотвийском. Зычный голос из-за дальности можно было разобрать лишь через слово.

— Мы… сегодня… пусть боги… пути… стоит у… нашего оружия… обрящем или… жизнь, но… не жалейте…

Вдруг людомар изменился в лице и сел на своей полке. Он не мог понять, что его так удивило в этих словах, кои он еле-еле разобрал. Некоторое время охотник сидел неподвижно и только лишь потом понял свое полуудивление полуиспуг.

Он никогда не знал других языков, кроме людомарского, отличавшегося скудность и общего равнинного наречия называемого олюдским. Даже брезды говорили на нем, как на самом простом и информативном. Теперь же он осознал, что прекрасно понимает еще и реотвийский язык. Не веря сам себе, Сын Прыгуна снова прислушался.

— Посильнее здесь три… оттирай хорошо, неказистая ты, ух!.. правильно тебя сегодня отсекли за нерадивость, правильно… — расслышал он старческий голос, покрываемый шомканьев щетки по полу.

— Бабушка, я не знала про то. Кабы знала, я ж бы и не стала, — девичий голос наполнился слезами.

— Ты чего, Маэрх? — Людомар слегка вздогнул и посмотрел вниз. Оттуда на него выглядывало побитое лицо Унки — хорошо же братец его отделал! — Не спишь али… Что ты там слышишь-то? Не то, что ли, что-нибудь?

— Что ты там, а? — высунулся уже и Бохт. Вид его лица был не менее плачевен. Левый глаз заплыл полностью. Под правым была ссадина. — С кем говоришь? — Он посмотрел наверх и увидел людомара. — Ты чего? — обратился он к нему.

— Слышит чего-то, не видишь. Уши выше головы полезли. Заметил, что коли так, значит вдалеке что-то происходит.

Глубокий вздох известил, что и Гедагт был разбужен шушуканьем. Заскрипела полка и две слоноподобные ноги свесились с нее.

— Топор, Маэрх что-то слышит.

— Чего?

— Зунобоец что-то слышит.

— Зунобоец? А-а-а, зунобоец. Ну вот, Маэрх, к тебе и кличка прилипла, хе! — Брезд поднялся на ноги, поглотив собой все пространство, потянулся и спросил: — Чего слышишь-то?

— Много всадников отправляются куда-то.

— Всадников?

— На конях.

— Тебе послышалось, реотвы не любят лошадей как и груххов. Им быки по душе. Пехом они любят драться.

— Нет, то была конница, — уверенно проговорил Сын Прыгуна.

Брезд нахмурился и невольно огляделся по сторонам.

— Если конница, то только саарары. Но… если саарары… хм… — Он почесал спину.

— Нас предали, — первым догадался Лоден. Он лежал на своей полке с бледным лицом. — Я говорил, что это рано или поздно произойдет. Холмогорье не сумеет всегда защитить себя. Пасмасские пираты разбиты. Холмогорское прибрежье открыто для флота саараров и оридонцев. Да прибудут с нами боги! — Он перевернулся на другой бок и затих.

Гедагт тихо перебудил остальных брездов. Был устроен тихий военный совет

— Они не знали, что мы придем. Потому не думаю, что они сейчас нас им отдадут, — прошептал Унки. Бохт кивал головой в такт его речам.

— Не знали, если среди нас там, в долине, нет того, кто им сообщил, — сказал Лоден.

— Когда бы так было, то нас еще у врат сцапали, — сказал один из неизвестных людомару брездов.

— Правильно говорит, — поддакнул Бохт.

— Торговать нас будут. Саарары за нас многое дадут за сына Глыбыра. Мое слово — торг будет о нас. Пока он идет, время наше. — Лицо Унки стало твердым как камень.

— Топор, нам сейчас надо дверь ломать и ноги уносить прочь, — настаивал Лоден.

— Выяснить надо, чего будет. Может, послышалось все это Маэрху, а мы уж и развели… из ничего, — вмешался Кломм. — Нам шкуры нужны для нашего дела. Хорошо или плохо, но должно нам с нэкзом на эту тему говорить. Без этого нам недолго протянуть в долине. Грирники али саарары — не велика разница. Коли торговаться будут — пусть. Мы свою торговлю поведем…

— Да, — кивнул Гедагт, — не знают они, что мы знаем про них. Пусть так и будет. Захотят кость с двух сторон объесть. Это всегда за ними было.

— Не верю я про них, — нахмурившись, проговорил безвестный охотнику брезд. — Не может быть, чтобы предали они.

— Воевать легко, когда чужими руками, — сказал Кломм. — Тяжелее, когда твои порты и гавани горят. Коли кони саараров попирают эти земли, означает это, что их войска на побережье. Холмогорье лакомый кусок для оридонцев. Владию они съели. Черед за реотвами пришел. Не вытерпят они. Мы попривыкли к лишениям. Они нет. Не вытерпят.

— Правильно говорит, — кивнул Бохт.

— Чего делать-то будем? — спросил Унки.

— С нэкзом повстречаемся, — заговорил Гедагт, — Вид будем делать, что неизвестно нам ничего. Про шкуры говорить будем. Коли он нам начнет цены гнуть да под разными предлогами держать здесь, тогда понятно все — уйдет помимо их воли. Ежели будет добр, быстро все разрешится, шкуры нам дадут, то значит показалось Маэрху.