Алиса Пожидаева - Черная Вишня

И, по-моему, кто-то тоже не на шутку разозлился.

— Ника? — мягко заговорил Шер, сделав пару шагов ко мне. — Значит, ты шарахаешься от меня именно поэтому? Ты готова мириться с моей работой, если тебя тоже обеспечить интересным делом, — еще шаг, — но бесишься из-за маленькой особенности моего магического обаяния?

Он подошел почти вплотную и замер, ожидая ответа. Серые глаза опасно щурились.

— Я хочу честности и любви, — тихо призналась я. — Слишком много, да?

Пару минут мы просто молчали. Я бездумно рассматривала вышивку на обшлагах камзола, не рискуя поднять глаза. Шер продолжал сверлить меня взглядом, от которого макушка уже дымилась. Он нарушил молчание первым.

— Вероника, я… — Его светлость замешкался на секунду, а я, понимая, что сейчас услышу, внезапно испугалась.

Испугалась того, что если мои чувства ненастоящие, то это признание станет слишком неподъемным для меня. Обяжет. Скует.

— Нет! — Я подняла испуганный, почти затравленный взгляд. — Не говори ничего, пожалуйста.

Такой реакции Шер явно не ожидал.

— Прежде всего, я не уверена в том, что я чувствую. Я не знаю, где заканчиваются мои чувства и где начинается та теплая щекотка от твоих рук, что заставляет меня сходить с ума.

— Вероника, никакой магией нельзя заставить человека полюбить. — Он отступил на полшага, заговорив неожиданно ласково, как с ребенком. — Даже самый сильный приворот или обаяние оборотней просто вызывают влечение, болезненную зависимость. Можешь не верить мне, так спроси любого мага. У леди Шенк спроси.

— Я… я спрошу. — Не представляю, как подходить к людям с такими вопросами. Но мне действительно нужно разобраться в себе.

— Хорошо. Кстати… — Шердан сунул руку за ворот и стащил через голову цепочку. — Твой тайник я осмотрел, когда ты пропала. Украшения отдал твоей матери, а это я хотел вернуть тебе лично. — На протянутой ладони лежала знакомая луковка портального устройства.

Я радостно дернулась забрать прибор, но замерла в нерешительности. Неверно поняв мое замешательство, Шер потянулся к моей руке и очень удивился, когда я отшатнулась, вжимаясь в подоконник.

— Положи… куда-нибудь, — глухо проговорила я.

— Значит, теперь ты будешь избегать прикасаться ко мне? — В голосе звучала такая усталость, что я почти устыдилась. Но упрямство было сильнее. Потому кивнула.

— И долго?

— Мне надо понять, разобраться в себе. Поэтому я просила снять кольцо. — На этот раз глаз я не опускала. Просто стояла и молча ждала.

Шер не глядя бросил луковку на кровать, а потом неуловимо быстрым движением ухватил мою руку, которую я сама недавно протягивала ему. Аккуратно снял кольцо. Напоследок погладил большим пальцем бьющуюся на запястье жилку и наконец отпустил.

— Когда разберешься — сообщи мне. — Он развернулся и вышел.

Ну вот, добилась своего. Только чувствовала я себя последней дурой. Хотелось одновременно разреветься, броситься за уходящим Шером и что-нибудь разбить. Но я лишь развернулась лицом к окну и прижалась горячим лбом к стеклу. Окно выходило на подъездную дорожку и крыльцо. Я с некоторым удивлением заметила у кареты родителей. Они то и дело обеспокоенно поглядывали на башню, но явно собирались уезжать. Вот же интриганы. А так основательно в гостиной устраивались, чтобы нас выгнать в более приватную обстановку.

В этот момент на крыльце появился Шердан. Я смотрела в идеально прямую спину, пока он шел до кареты, смотрела, как кивком и короткой фразой он попрощался с моими родителями. Смотрела, как, забрав у кучера поводья, взлетает в седло и срывается с места, поддав пятками по лошадиным бокам.

Мама безошибочно поймала мой взгляд в окне, но в ответ ей я только отрицательно мотнула головой. Никто мне сейчас не нужен. В итоге я просто стянула одежду, забралась под одеяло и там, свернувшись клубочком, задремала, не дожидаясь окончания этого насыщенного дня.

И какая разница, отчего намокла подушка.

Жизнь в новом статусе закрутилась довольно странно.

Первые три дня я сидела в своей новообретенной башне, настраивала все что можно, вечерами общалась с родителями. Один раз заезжала Кари, привезла вкуснейших пирожных, которые мы употребили за чаем, только разговор не клеился, да и самочувствие мое было еще далеко от нормального, так что подруга все-таки оставила меня отсыпаться. Только потребовала, чтобы к свадьбе, намеченной через полторы декады, я пришла в себя.

Мама попыталась разок завести беседу об «этом интересном брюнете», но я среагировала неожиданно остро, даже сама удивилась. В общем, эту тему никто больше не поднимал.

Сам интересный брюнет тоже не появлялся, но и забыть о себе не давал. На третий день после нашего разрыва в башню постучался первый курьер. Доставил корзину цветов и сверток с каким-то прибором — на изучение. В прилагавшейся записке до боли знакомым почерком вежливо, но прохладно была изложена просьба о содействии. Прибор, обнаруженный внутри, я опознала и даже причину сбоя определила. Не совсем самостоятельно: пришлось связаться с Вейшаром. Но за время работы накрутить себя успела так, что на следующего визитера, постучавшего в дверь, едва не набросилась.

Надо будет настроить систему наблюдения.

На пороге обнаружился служащий дворца с приглашением посетить завтра королевский обед. Отказ не предполагался. Матушку и шаису Галиану я заметила издали, когда провожала курьера. Женщины, увлеченные беседой, прогулочным шагом двигались ко мне, ветер донес даже смех. Все происходящее мне не понравилось. Эти страшные женщины взялись за меня с удвоенным энтузиазмом.

После того обеда во дворце приглашения посыпались почти дождем. Сортировала корреспонденцию мама, она непостижимым образом уже успела вникнуть во все тонкости светской жизни столицы и теперь раз в пару дней ловко перебирала визитки и приглашения, распределяя на неравные кучки: посетить, игнорировать, по желанию. Так, помимо визитов во дворец, в мою жизнь вошли необременительные, но регулярные чаепития и пара больших приемов. А еще театр.

Театр оказался королевским. Естественно, роскошным, большим и с невыносимо скучными представлениями. Нет, я понимала, что ходят туда не столько наслаждаться искусством, сколько общаться, блистать и сплетничать, но моя нелюбовь к опере была слишком сильна. А другого в Большом королевском театре не ставили.

Зато на следующий день я уже отдыхала душой, сказавшись больной и сбежав в Вилен. Благо для этого теперь даже из башни выходить не нужно было. Приняли меня сначала радостно, но с опаской. Видимо, Шердан, разыскивая меня, успел здорово взбудоражить театр. Никаких представлений в этот день не было, так что я просто спокойно пообедала, причем с куда большим аппетитом, чем во дворце. И вечер провела в отличной компании, где не нужно было натягивать на лицо улыбку и следить за каждым сказанным словом.