Максим Макеев - На дальнем кордоне

Обеслав носился вдоль берега, опускал и поднимал змея, задавал направление двумя веревками. Так продолжалось до темноты, змея видели за счет фосфорицирующих ребер. Даже дед с девушками пришел посмотреть. Зрелище было завораживающее. Тонкий, мистически светящийся кубик дергался на фоне почерневшего неба. Сидели на коряге, любовались зрелищем, мелкие носились по пляжу, отбирая друг у друга веревки.

Ба-Бах!

Первая же молния таки ударила в змея, испепелив его. Народ расстроился, дед начал всех успокаивать, что мол Перун-то родичей своих видит, вот и тянется к ним, ему же тоже скучно, пообщаться хочется. А мы к идолу редко ходим. Объяснение устроило всех. Понеслись предположения, чего он там у себя делает, когда ему скучно. Сошлись на том, что баб портит, да пиво пьет. Это вызвало всеобщий смех. Веселились долго, дождь все не начинался, у нас был выходной. Чего не радоваться? Когда окончательно похолодало, да дети начали зевать, пошли в деревню. Успели как раз до первых крупных капель дождя. Мы с Зоряной уложили детей, да тоже пошли в спальню. Портиться, так сказать.

Утро понедельника было, вопреки всеобщему мнению, не тяжелым. Позавтракали, распределили работы, я поцеловал жену, и отправился в недостроенную литейку. Хоть бы до зимы успеть ее сделать. Олесь полез на дерево, там наш наблюдательный пункт. Но поднявшись на две трети, спрыгнул и понесся ко мне.

— Лодка! Очень большая! Людей много!

Тут уже я заметался, бросился за фотоаппаратом в дом, полез наверх. Волнение мое было естественно. Наши мелкие уже научились определять по плавающим судам степень опасности. На проходящие вдоль горизонта маленькие лодки даже не реагировали. А тут Олесь действительно серьезно испугался. Я поднялся, настроил бинокль.

Километрах в трех-четырех от берега двигалось судно. Вроде ладьи. Оно действительно было большое. Правда, двигалось странно, урывками, да постоянно сходило с курса. Я сказал пацану, стоящему внизу под деревом:

— Поднимай сигнал «Внимание!».

Этот сигнал был предупреждением о возможной опасности, которая еще могла и не превратиться в непосредственную угрозу. Чтобы народ не гонять лишний раз. Олесь бросился к флагштоку, взял из ящика зеленый флаг, поднял его над деревней, и кинулся в дом. У нас из отсутствующих был только Кукша, он встал поздно, да пошел ведро выносить туалетное в специальную яму в лесу.

Из актового зала повалил народ.

— Чего там? — обеспокоенно спросил дед, — Опять учения?

— Не, тут ладья, большая, идет пока далеко, правда… Б. ть! Да они же к нам поворачивают! Общая тревога! Олесь, вешай «Опасность!»!

Народ заметался. Олесь побежал менять флаг, остальные скрылись в домах. Я наблюдал за ладьей. Она так же неуверенно, и довольно медленно двигалась к берегу. Не просто к берегу, а к нашей заводи! Похоже, пора паниковать.

Я слетел с дерева, тоже кинулся в дом. Из дома уже вышел дед, в полном облачении с эвакуационным рюкзаком, щитом на спине, арбалетом и копьем. Мимо пронесся Кукша с криками «Что случилось?», и, не дожидаясь, ответа бросился в дом, облачаться тоже. Молодец, правильно обстановку оценил.

Я тоже побежал к своему с Зоряной дому. Жену застал в полном облачении, укладывающей в рюкзак металлическую посуду.

— Что там, на озере? — на моей супруге лица не было, лишь бледное, как снег, пятно, с большими глазами.

— Лодка большая, к нам идет, — отрывисто отрапортавал я, — ты не волнуйся, может мимо пройдет…

Я притянул Зоряну, поцеловал ее, произнес только:

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже, — ответила она, погладила меня по голове, и водрузила мой фанерный шлем, помогая застегнуть подбородочный ремень.

Тренировки не прошли даром, через десять минут все с рюкзаками стояли у флагштока, во всеоружии. С холма, что отделял нас от озера, скатился дед:

— Идут ровнехонько на нас.

Я оглядел всех присутствующих:

— Мы долго тренировались на этот случай, вы все знаете что делать. Так давайте же…

Лица моих родственников были хмурые. Агна сильно сжимала копье в руках, Леда теребила руку арбалета, Обеслав грустно одевал рюкзак. Я посмотрел сквозь них. На наши дома, кузницу, недостроенную литейку… Там вон надо переложить кирпичи, Кукша криворукий делал, видать, у меня ровнее получается… Цветы в клумбах у входа в дом уже отцвели, и вся земля была засыпана синими лепестками… Вон бревна для забора, тоже делать надо… Из глубины поднимался комок к горлу. Судя по лицам моих родственников, теперь уже не только кровных, у них тоже.

А потом пришла злость. Даже не злость, ярость. Ярость и азарт. Хрен вам, гопники средневековые, а не наша деревня! Хрен вам, а не добыча! Кровью, суки, умоетесь!!

Я достал арбалет из-за спины, деревянный, не успели сделать железные-то:

— Вы все знаете, что делать, — повторил я, — но сегодня мы сделаем по другому.

Все замолкли, и уставились на меня.

— Такие уроды, как подплывают к нам, убили Первушу, Вторуши и Всебуда. И хотят нас убить, а все, что мы тут за три года построили, разорить, да пустить на цацки для баб своих, да на бухло. Сколько труда и пота мы вложили в наши дома, в наши поля, в наш лес. И отдавать я это просто так всяким у…кам не собираюсь!

Я повысил голос, народ малость воодушевился.

— Мы с вами для нашего счастья строили наши дома! Наши станки!! Наши кузницы и мастерские!!! За каждый расколотый камень заплатим мы страшной ценой!!!

— Ура, — неуверенно произнес Обеслав.

— Ур-а-а-а-а-а! — закричал я.

— Ураа-а-а-а-а-ааааааааа! — разнеслось по деревне.

Ярость обуяла не только меня. Народ воинственно поднял копья. Лица были перекошены в праведном гневе. Вроде и речь моя была коротка и не такая красноречивая, но попала в десятку. Мы решили отстоять свое право на ту жизнь, которую мы для себя тут устроили.

— Олесь! Подмимай НАШ флаг! — пацан стремглав бросился к флагштоку, красное полотнище сначала неуверенно, потом все быстрее пошло вверх, достигло конца, порывом ветра его развернуло. Пусть оно уже выцвело и пообносилось, но это наш флаг, наш символ, символ нашего рода, биться за который мы собирались.

— Буревой, заводи трактор — дед прекратил потрясать копьем, и посмотрел на меня с недоумением — мы принимаем бой!

Дед не стал спорить, кивнул и побежал к гаражу.

— Остальные, рюкзаки в дома, детей на чердак, к люкам. Веселина, ты с торца, Влас с тобой. Сбор возле меня. Зоряна, захвати мой рюкзак. Кукша, отдай свой Агне, за мной! Закрывайте ставни!

Деревня засуетилась. Но суетилась она не бестолково, а достаточно деловито. Раздался мат со стороны гаража, потом пыхнул пар, послышался звук ускоряющейся паровой машины. Мы с Кукшей побежали к заводи. Забрались на край холма, вели наблюдение.