Максим Макеев - На дальнем кордоне

Под конец сидели под местный рэп. Дед речитативом, нараспев выдавал местные былины. Про «Ой ты гой еси добры молодцы», и тому подобное. Длинно так выдавал, как только запомнил. Я же сидел и прикидывал, как теперь себя тут вести, как работу нашу построить, чтобы всем лучше было, да как с ответственностью, возложенной на меня справиться. И при этом «крестного» своего, Перуна, не посрамить. Я на полном серьезе начал подозревать, что мое попадание сюда — его промысел. Слишком много совпадений, так не бывает. А раз есть хотя бы малая вероятность, что его волю я тут исполняю, то лучше соответствовать. От греха подальше. А то не ровен час он меня молнией своей стукнет. Значит, буду под себя род брать, да на путь истинный, прогресса и индустриализации, направлять. Так сказать, железной рукой, если смогу конечно. Они же мне тут и впрямь все как родные. А дед мне за канцлера будет, серый кардинал так сказать и визирь в одном лице. Вот прям завтра и начну. Что у нас там завтра?

Отметки на моем «палочном» календаре показывали, что завтра будет 22 июня.

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» — строчки из школьного стихотворения приходили мне на ум все чаще и чаще. Причем, пока только в положительном ручье. После праздника Перуна, который я решил считать днем образования нашей новой общности, по деревне пошли сначала незаметные, но потом все более явные изменения. И началось все, как ни странно, с нижнего белья. Еще до праздника ко мне пришла Зоряна, и поинтересовалась, чего это я деду там рассказывал про женскую одежду. Я как смог объяснил ей, про гигиену, про хм… верх для женщин, даже нарисовать пытался. Что-то донес, да и забыл про это.

Через некоторое время начал замечать странности во внешнем виде женского населения поселка. Все, включая пятилетнюю Смеяну и семилетнюю Новожею обросли грудью. У Агны, невысокой и достаточно широкой барышни, так вообще выдающихся размеров. И все они гордо носили грудь по поселку, расправив плечи, и поглядывая свысока на нас, мужиков. Зрелище было классное, по-моему, даже Буревой стал задумываться о новой жене. Прижился бюсгалтер в нашей деревне. Внешний вид жительниц стал гордый у взрослых, и смешной — у мелких. Они травы напихали себе, подражая мамам.

Привело это к первому ресурсному кризису. У нас таки кончилась ткань вообще, все ушло на новоделки. Это активизировало процессы исследований в часть текстиля. Шли последовательно, от задачи к задаче. Первая была с вываркой сосновых иголок. Нужна была металлическая посуда. Пошли на плато, опоры ЛЭП трогать не стали, начали разбирать остановку, она была обшита металлическими листами. Сняли одну боковину, принесли домой. А что с ней делать, я не знаю. Как из листа получить посуду? Надо варить? А чем? Электродов и розетки я не наблюдал в окрестностях. Буревой сказал, что Первуша сильно разогревал металл, потом добавлял песок специальный, потом долго бил молотком, непрерывно разогревая. Про дно, чтобы как у ведра сделать, Буревой не знал. И начались мои мучения. По итогу кастрюля получилась кубическая, дно сделал из цельного куска, загнул у него края. На самодельные клепки, сделанные из остатков железа, посадил квадратные листы железа — это стенки. Долго пытался еще и приварить по Первушиной технологии листы между собой. Получалось не очень — то ли песок неправильный, то ли недостаточно разогрел. Пробовали греть сильнее — сломали, а точнее порвали меха. Меха сделали новые — наступил новый кризис, у нас кончилась кожа. Но хоть кастрюлю сделали. С крышкой. Из всех экспериментов со сваркой только ручку к той крышке и удалось приварить по-человечески. Зато теперь она плотно прилегала, и позволяла, в теории, увеличить давление при варке, а значит и температуру.

Пришли с кастрюлей к Зоряне — некуда ставить. Кастрюляка у нас знатная, сантиметров сорок грань по всем измерениям. А дырка для горшка, в котором раньше варили, маленькая, сверху печки. И в саму печку не сунешь, устье слишком узкое. Пришлось под это дело мостить навес, под ним собирать отдельную печку под кастрюлю. Делали из камней, промазывали глиной. Еще раз сбегали за уголком от опоры ЛЭП — сделали колосник из них. Дрова теперь горели на них, угли и зола падали в специальное место внизу. Трубу выводили тоже каменную, потом плюнули — подняли на метра на полтора «досками». В кавычках потому, что делали не доски скорее, а ополовинили стволы топором, и соединяли нагелями. Тоже внутри глиной обмазали, чтобы не сгорела. Труба высокая вышла, метра два. Крутая. Мы ее потом только на испытаниях раз пять поменяли — то падала, то гнулась, то вздувалась.

В кастрюлю из истонченной проволоки сделал сетку. Дед узрел мой станок для вытяжки проволоки, радостно поматерился, начал потирать руки. Оказалось, тут проволоку тянули через специальную металлическую пластину с кучей разных дырок. Они ее волоком называли, тянули сначала через самую большую, потом через поменьше, ну и так далее, пока не получали нужной толщины. Адская работенка. У меня лучше и быстрее. Дед планировал увеличить выход проволоки, когда мы на выделку железа свою перейдем, он на это искренне надеялся. Я же даже боялся идти к болоту, где Первуша выделывал крицы. Чтобы в депрессию не впадать. Местная металлургия, по рассказам, представлялась мне чем-то страшным, трудным, и непонятным.

Когда пришли наши барышни из леса, за ягодами ходили, мы им продемонстрировали устройство для варки иголок. Моему современнику оно бы больше всего напомнило бы фритюрницу. В сетку закладываешь иголки, сетку в кастрюлю, накрыть крышкой, придавить ее камнем, и знай себе дрова суй в печку. Потом за специальную ручку достаешь сетку, и вынимаешь варенные иголки на просушку. Опробовали. Кастрюлю долго доделывал, постоянно что-то протекало. Хорошо хоть она достаточно плотно стояла в каменном пазу печи, не заливала огонь.

Наварили иголок, посушили их, и дальше процесс встал. Их надо было мять, мяли кривой палкой. Долго и в ручную. Сделал им валики специальные, последнюю кожу на них перевел и пустил подошву от кроссовок на резиновую оплетку. Из валика выходили достаточно ровные давленные полоски иголок. Только аккуратно подавать надо было, да от смолы чистить периодически. Но это не страшно — после мучений с кастрюлей работа с деревом, даже такая мелкая и тонкая, приносила удовольствие. Валики получились сантиметров десять в ширину. Наделали барышням сырья килограмм двадцать. Они застонали — им из этого иголки выбирать еще месяц, глаза портить, да ногти сбивать на руках. Долго исследовал получившиеся «Игольные пластинки», пытался понять, что держит волокна. Пришел к выводу, что это смола. А смола это что? Правильно, канифоль, любой, кто паяльник в руках держал, знает. А чем канифоль растворить можно? Точно! Спиртом! Я с тоской посмотрел на оставшуюся как НЗ бутылку водки. Не-е-е-е, так дело не пойдет.