Максим Макеев - На дальнем кордоне

Дед погладил камуфляж, жестом комиссара времен Гражданской войны поправил сбрую.

— Нет, тут ты верно все сделал, одежда нам нужна. Но мы и наделали ее с лихвой! — дед не лукавил, у нас скопилось много ткани.

Учитывая то, что даже эвакуационные рюкзаки уже сделали из нее. Сейчас в основном шили камуфляж на детей, дед экспериментировал в нашей лаборатории с красками: вываривал различные цветы, кору, смешивал с теми компонентами, которые ему были доступны. Получалось неплохо, только вот краска держалась плохо, выцветала и выстирывалась. Мы камуфляж наших «стрелков» уже один раз даже перекрасили. Но дело шло на лад, новая краска обещала держаться сильнее.

— Ага, только вот теперь ткани у нас не будет! Потому что иголки все оборвали с падалицы, теперь бабы за ними аж за Перуново поле ходят. По полдня пропадают — иголки ищут.

Перуновым полем мы называли место, где ударила, с моей подачи, молния. Дед в конце июля пропал дня на три. Я испугался, но местные меня успокоили. Мол, праздник Перуна, Буревой шаманит. Результатом шаманства стал дубовый столб, в том месте где был шалаш со змеем. Дед таки раскопал остатки стекла, получившегося от удара молнии, часть пустил на украшении столба, часть раздал нам, часть — спрятал. Мы теперь гарцевали с амулетами, в виде ошкуренных кусочков черного блестящего минерала. Форму дед старался приблизить к молнии, не всегда получалось. Амулетами он занимался сам — как самый опытный в деле общения с местными богами.

— И пусть ходят, все равно работы для них мало стало. Рюкзаки эти твои, да нитки наши, — дед сделал выделил голосом последнее слово, — сушилка, опять же. Им теперь что делать? Пусть хоть иголки собирают. Они заодно требы Перуну кладут, все рыбы много, а так хоть боги к нам милостивее станут.

И опять дед был прав. Мелкие изменения, которые происходили в нашей деревне давали в целом достаточно существенный толчок в ведении хозяйства. Рюкзаки прижились не только как средство для эвакуации, а повседневный инструмент охоты и собирательства. Бабы сделали себе побольше, Кукша и Веселина — поменьше размером. С котомках да сумках, корзиночках да карманах (карманы тут начали лепить, по-моему, на все, включая трусы) много не унесешь. Короба плетенные же или лыковые, по типу лаптей, были достаточно массивные и неудобные. А так женское население, обнаружив поляну с ягодами, приходило, ставила рюкзаки, благо были они на жестком каркасе и с фанерным дном, да и собирало ягоды спокойно целый день. Приносили по двадцать-тридцать килограмм ягод каждая, плюс топлива по мелочи, садились у сушилки, перерабатывали в сухофрукты (или сухоягоды?), параллельно занимаясь мелкими делами.

Сушилка, которая не сильно пригодилась при сушке мяса, пригодилась именно теперь. Вместо того, чтобы высушивать на солнце, постоянно опасаясь дождя да птиц и мелкого зверья, бабы сушили грибы и ягоды в сушилке. Сами подобрали температуру, сами определились со сроком сушки. Я только подсказал, как термометр работает. И часы им смастерил солнечные. С грибами все было аналогично. Кукша тот вообще говорил, что забрасывал рюкзак на дерево повыше, бил и ловил птицу-зверя, затаскивал в рюкзак и продолжал охоту. Причем все больше склонялся к ловле ловушками. С ними было эффективнее. Он просто шел по своим угодьям, проверял и снаряжал их, забрасывая добычу, если была, в рюкзак. Веселина ему теперь частенько помогала, оттачивала мастерство стрельбы по движущимся мишеням, да скрытное перемещение. Чтобы завалить того же зайца из арбалета, надо было чуть не на десять метров приблизиться. Если дальше, то звук тетивы мог вспугнуть его до того, как прилетит стрела. Такие вот гримасы древней охоты.

И главное — обувь! Не успев наделать одежды, все переобулись в берцы. Дед даже подошву рифленую начал делать, по просьбам трудящихся. Обувь сильно повысила скорость перемещения по лесу и выносимый на себе груз. Даже дети, и те носились как угорелые, не обращая внимание на мелкие камни, ветки, иголки.

— Требы требами, Буревой, но и самим надо куда-то двигаться! — я указал пальцем направление, куда двигаться, получилось — в лес.

— Ну и двигайся, а живой лес рубить нечего, иначе мы тут ножки протянем, никакие боги нас не защитят…

— Вот скажи мне, братик мой названый, — я вкрадчиво вгляделся в Буревоя, у меня забрезжила мысль, — боги они как? Только требами сыты? Или еще что надо?

— Да как только требами-то? — дед нервничал, — надо же и волю их чтить, и знаки слушать и смотреть, и…

Я перебил его:

— А волю как чтить? Так вот сидеть, как мы с тобой сейчас, в любви и уважении признаваться? Ну там, «Спасибо, Перун, что ты такой есть». Этого достаточно будет?

— Та глупость говоришь, Серега, — дед не понимал, куда я клоню, — конечно не так.

— Во-о-о-от, то есть, ты согласен, что делами надо волю их исполнять, а не разговорами?

— Ну да, как по другому-то?

— А леших этих твоих, их тоже делами надо? Или так, поклоны отбил возле дерева, мол, прости полено, я тебя спилю, и они довольны? Ты же если мы живое дерево пилим, хоть и больное, так делаешь?

Такая интерпретация его шаманств возле тех деревьев деда повергла в шок. Я же продолжил:

— Ну дык давай пойдем в лес, каждому дереву поклонимся там, молитвы твои зачитаем, рыбу там положим, да и вырубим все? Не? Сил не хватит? Ну не беда — дай Перун, еще пополнится род наш членами новыми, вот с ними и вырубим все. Небось, лешие нашими словами успокоятся, рыбы наедятся, а мы тут после себя степь да березники оставим. Нормально, чо?

Дед боролся в себе с противоречивыми чувствами. С одной стороны, я сказал правду, именно так тут и рубили живой лес. Задобрил мистическую живность, и давай топором махать. С другой стороны, вся суть сохранения этого самого леса в перспективе, с прибавкой людей, шла тем самым лесом. Дед так не рассматривал данный вопрос. Представленная картина была достаточно идиотской, но вполне реальной. И деду она не нравилась.

— Дык это, когда будет то… Еще лес нарастет… Мы же потихоньку… Да сколько нам надо-то. А прирост в роду тот не скоро…, - дед почесал бороду, задумался.

— А что, на вашей этой кривой речке, тоже никто лес не рубил? — я косил под дурака, — так и собирали на дрова валежник? И много там народу было?

— Там рубили, — дед медленно, протягивая слова начал отвечать, — но народу много… И лешего задабривали. Хотя, вот помню, рощица была, такая, лиственная, я малой еще по ней бегал, а когда уезжали березняк сплошной там был…

— Ага, тоже, небось, кланялись все, требы носили. Все пять сотен человек, или сколько вас там было? Каждый по рыбе принес, по два поклона отбил, и давай себе в хату бревно волочь, свежее. Вот и березняк пошел. Не так?