Денис Лукашевич - Тёмный гном

— Я тоже это видел! — Рядом оказался Фармах. Лицо его в свете лампы казалось смертельно-бледным, а глаза — черными щелками. — А они нас?

— Не знаю, — прошипел Мирос. — Сейчас узнаем.

Он выпрямился и гаркнул во всю мощь своей командирской глотки.

— Назовись!

У гномов она особенно сильна, поэтому звук вышел что надо: можно было гарантировать, что его слышали в самом дальнем уголке хранилища.

И огонек погас.

— Не наши, — хмыкнул Торговец. И махнул своим: — Гаси.

Повернулся к Фармаху:

— Хорошо знаешь хранилище?

— Как свои пять пальцев. — Толстяк кивнул.

— Ну, тогда веди.

Они вынырнули из темноты, словно вестники Бездны. Или нет — ангелы Небесных Садов. Вспыхнувшие со всех сторон лампы ослепили. Ненадолго, но достаточно, чтобы Джеремия успел потерять ориентацию. Он выпрямился, зашарил перед собой руками. Задел локтем кого-то — судя по голосу, Гернора. Ополченец выругался.

— А ну стоять! — рявкнул он.

Глазастик проморгался и удивленно уставился на него. Вскоре удивление сменилось ужасом.

Гернор походил на древнего героя из легенд. Могучий, с воздетыми к небу руками, на шее проступили жилы, а в ладонях он сжимал свет животворящий. Хотя нет — это была всего лишь лампа.

— Стоять! — рявкнул он. — Сучьи потроха, еще шаг, и я разобью эту лампу.

— Не дури! — бочком двигался к нему дварф с русой бородой. За его спиной стоял еще один: толстый и красный. Во всех смыслах — широкая рожа горела огнем, не уступая цветом камзолу. — Ты же погибнешь — знаешь, сколько здесь порошка…

— А мне насрать! — выкрикнул Гернор. — Стойте на месте.

— Ладно-ладно, стою! — Дварф вытянул перед собой руки. — Чего ты хочешь?

— Поговорить, — процедил человек. — Просто поговорить.

Дварфы переглянулись.

— Хорошо, говори. Кто вы такие вообще и как здесь оказались?

— Мы из Орды. Военнопленные…

— Ага, — медленно кивнул гном. Лицо его изменилось: брови сошлись к переносице, морщины стали глубже.

— Мы прошли через канализацию.

— Ага. — Он обернулся к красному гному. — Через канализацию?

Тот лишь развел руками. Дварф вновь уставился на Гернора.

— И много вас таких… умных?

— Пока что парочка.

— Парочка, ага. Значит, сюда прямиком из города есть ход?

— Да, — Гернор кивнул.

— Отлично, и что же вы хотите?

Событий, случившихся потом, оказалось очень много, но все они произошли за очень короткий промежуток времени. Наверное, не больше тридцати ударов сердца, но их хватило, чтобы переговоры превратились в катастрофу.

Джеремия во время разговора все время отступал назад. И не остановился, когда пятки зависли над пустотой. Он дернулся, оглянулся, но было поздно: ступни соскользнули с края отверстия. Гоблин вытянул руки вперед, грохнулся грудью о металлическое ребро — дыхание перехватило. Следующим получил удар острый подбородок: крик словно обрубило, и рот мгновенно наполнился крошевом из треснувших зубов и кровью. Инстинктивно Глазастик вскинул руки к лицу и скользнул в колодец.

Но цепь-то никуда не делась. Еще в падении гоблина развернуло, цепь рванула было за лодыжку, но потом внезапно ослабла. О том, что происходило наверху, оставалось только догадываться.

Мирос только закрывал рот после своих слов, как гоблин вдруг исчез, а человек упал, словно его ударили под колени. Лампа вылетела из рук.

Время размазалось, словно масло по хлебу. Дварфы застыли соляными столбами, и Миросу оставалось лишь бессильно смотреть, как плафон касается каменного пола и разлетается на мелкие осколки.

Масло плеснуло во все стороны и тут же вспыхнуло. Затрещала горючая пыль, взвешенная в воздухе. Оставалось лишь одно: бежать.

Новоявленный Мастер Огневого Ремесла развернулся и устремился к выходу. Но он был уже последним: впереди летели стражниками, а за ними, не отставая, гнал Фармах.

Не останавливаясь, они взлетели по лестнице. Потолкавшись, протиснулись в коридор и всей гурьбой бросились наверх.

Рокочущий гул нагнал их на середине пути. Потом под ногами вздрогнула земля. Еще раз и еще.

Пол бросился в пляс. Мирос, споткнувшись, упал, перевернулся на спину и увидел, как расходятся плиты потолка. Земля не переставала трястись. По коридору снизу рванулись клубы черно-серого дыма, пронизанного огненными черточками искр.

Раскаленный воздух втек в легкие, заставил закашляться, выворачивая наизнанку. Мирос перевернулся — дым ел глаза — и, ничего не видя, пополз наверх.

А затем потолок развалился на части и обрушился вниз. Последнее, что почувствовал Мирос-Торговец перед тем, как каменные блоки весом под сотню талантов раскрошили ему позвоночник и расплющили грудную клетку, было разочарование. Смерти он не боялся. Боялся умирать просто так, не успев толком ничего сделать для спасения любимого города и любимого народа.

Очнулся Джеремия лицом в вонючей жиже, обильно текущей вокруг него. Вынырнув, он часто задышал. Жидкость попала в рот, заставив закашляться.

Гоблин перевернулся и попытался сесть. Показалось, что голова распадается на части. Безвозвратно. Он глухо застонал, сжал руками виски. Отступило.

Наконец, и перед глазами перестали плясать цветные огоньки, и зрение хоть немного, но прояснилось. Вокруг царил хаос. Потолок обрушился, завалив битым камнем и массивными плитами перекрытия канализационный туннель — кое-где виднелись огромные прорехи, сквозь которые проступало дымное серое небо. По камням бодро журчал ручеек.

В ушах звенело, но, судя по звуку капели, хоть слышать Джеремия не перестал.

— Эй, зеленый, живой, что ли? — хриплый голос втек в зудящее ухо откуда-то слева. Глазастик обернулся.

Гернору досталось больше, чем ему. Кусок перекрытия обрушился прямо на него, расплющив и сдавив правую половину его тела. Ребра пробили грудную клетку и торчали белыми высохшими ветками из груди. Удивительное дело, но разбойник был все еще жив и даже не забывал улыбаться, растягивая губы в корке запекшейся крови. Он закашлялся — кровь плеснула ему на подбородок, потекла черными полосами вниз, на шею.

— А я вот — не слишком. — Он заскреб ногой, скованной цепью. Целехонькой. — Но, видимо, еще терпимо Только вот ничего не чувствую ниже шеи. Скажи, гобла, я там целый?

Джеремия с трудом оторвал взгляд от изуродованной груди. Ему даже говорить ничего не пришлось.

— Видать, не слишком, да?

— Я бы сказал, — протянул гоблин, — сильно не целый. Тебе расплющило грудь, видимо, пробило легкие и, наверное, сломало хребет.

— О как! — выдохнул на пределе Гернор. — Но если я до сих пор жив, могет — оклемаюсь.

— Вряд ли, — покачал головой Глазастик. Встал, пошатываясь.

Сам он, судя по общему состоянию, даже ничего не сломал — так, отделался синяками и контузией — голова продолжала болеть не переставая, а каждое движение отзывалось глухим набатом. Глаза также с трудом фокусировались хоть на чем-то.