Вадим Тарасов - Владелец пятой печати [СИ]

Борнуа чувствовал себя мышью в зубах кота, который отпустит, посмотрит, как она убегает, а потом снова ловит.

И в ярость его приводило свое собственное бессилие и осознание ничтожности, при всем величии его власти, которая на поверку оказалась призрачной, как пустынный мираж. Причем, вся злость была направлена не на эли. Как он смог позволить так ловко себя использовать!

Вечером к нему пришел Сэфриоль.

— Я чувствую твое волнение, Ирменг, — мягко произнес он. — Поэтому пришел поговорить. Скажи, почему ты так переживаешь?

Полупьяный алхимик немного успокоился, собрался с силами и чуть фальшивя, ответил.

— Сэфриоль! Погибло двести моих людей! Двести! Как ты думаешь, мне есть из-за чего переживать?

— Ну, погибли они или нет — пока под вопросом. Они исчезли…

— Да! Исчезли так, что следов не найти!

— Найдутся! Это лишь дело времени. И мы сделаем все, чтобы их разыскать. Ты не должен забывать о своем долге перед подданными и Наместником!

— Да помню я все! — воскликнул Борнуа. — Но думаешь, мне от этого легче? Для своих — я аллик, Повелитель, ради которого они готовы пожертвовать даже своей жизнью! А кто я для вас?

Эли надолго замолчал.

— Для меня ты — самое странное существо, с которым я имею удовольствие общаться. Тот, кто пытается быть не подобострастным, но и не полностью честным и искренним! Ирменг, мы вернемся к этому разговору позже. Иди спать. — Сэфриоль встал из кресла, и, не попрощавшись, вышел из комнаты.

Алхимик сел на кровать и схватился за голову. Что-то в этом всем было неправильно, но вот что — Борнуа никак не мог уловить. Почему в присутствии эли он находится в состоянии человека, узревшего сходящего с небес ангела? Почему он не может противиться их приказам и безропотно все выполняет? Кто он в их игре: ферзь или пешка? И что им вообще от него нужно? Ответов не было.

Айминдель вернулся взъерошенный и с красно-зелеными глазами, на которых набухли фиолетовые прожилки вен. Устроившись в кабинете аллика и клюя носом, он прихлебывал горячий отвар багульника и чабреца, пытаясь последовательно изложить Дальенту все последние известия.

— Этот твой Ирг, он действительно, поражение мрака. Мне рассказали, да я и сам воочию убедился, что он создал оружие, способное метнуть снаряд весом в несколько фунтов на две лиги. У них рядом с Верлом большой лагерь, обнесенный деревянным частоколом и караульными вышками.

— Насколько большой?

— Одна стена длиной в шестьсот — семьсот ярдов, и высотой около четырех. Теперь представь это сооружение на небольшом холме…

— Да, площадь приличная. Не спи, Айми! Что у них внутри?

— Казармы, конюшни, мастерская, которую они называют "огненной". Кузницы, много кузниц… арсенал, — встрепенулся эли. — Да, Арсенал! Так они называют место, где стоят их пушки и все что к ним прилагается.

— Сколько их там?

— Не менее полутора тысяч. И примерно пятьсот лошадей.

— А от них до города?

— Чуть больше лиги. Стража на вышках меняется каждые три часа. Периметр обходит патруль. Примерно раз в тридцать минут. Есть еще дальние часовые, на опушке леса, их меняют через два часа. Ну и патруль Лилау. Они сейчас меньше полусотней не ходят, — неожиданно усмехнулся эли.

— Скажи, Айминдель… — дес Хизе немного помолчал. — Давно хочу у тебя спросить, но не было возможности. Почему, когда тебя изгнали, ты ушел к людям, а не гронгам? Что с тобой произошло?

— Знаешь, аллик, я ведь тебе уже сказал: это мое дело! — ответил вуст, подливая отвар.

— И все-таки я настаиваю! — продолжил дес Хизе. — Прошу, ответь!

Эли отвернулся и уставился на огонь очага; потом все же заговорил.

— Это тяжело… вспоминать очень тяжело! Изгнание из Лилау… Люди иногда жалеют, не все хуманги равнодушны. Они не могут пойти мимо страданий другого существа. Им все равно, кто это: больной теленок яка, выпавший из гнезда птенец, или выброшенный из семьи эли. У людей есть то, что они называют милосердие… Эли или гронги просто бы забили теленка, не заметив, раздавили птенца… или перерезали мне горло, без всяких угрызений совести. Ведь я гельбс, отверженный! Так к кому же мне идти, как не к ярги! Которых так же как и меня выбросили из семьи!? — Айминдель вздохнул и отхлебнул из чашки.

— Выжить трудно. А люди… Они меня понимали и давали почувствовать, что я не один… потом появился ты. И сделал нечто невероятное. Теперь я могу спокойно идти по городу, и мальчишки в меня не бросают камни… здесь я свой. Меня уважают, здороваются, иногда наливают бесплатно стакан в таверне, а некоторые девушки даже кокетничают. Аллик, ты не представляешь себе, что значит быть изгнанником!

— Теперь, я начинаю понимать, — дес Хизе немного помолчал, а затем, неожиданно посмотрел на соратника в упор. — Скажи, Айми, ты вернешься к своим, если тебя простят?

— Нет! — категорично ответил вуст. — Для меня обратной дороги нет! Та, которую я любил, не вынесла моего позора и добровольно ушла из жизни. Хотя она, как и я была всего лишь домг. Домг! Проклятье нашей расы! Ты думаешь, мне не хочется иметь детей?! — вдруг закричал обычно уравновешенный эли.

Дальент поморщился.

— Хорошо, Айми… Я понял. И теперь знаю ответ на свой вопрос.

Айминдель отвернулся и смотрел на гобелен, висящий на стене.

— Теперь расскажи, что еще ты видел и слышал в своем походе на Юг?

Ночью Борнуа спал плохо. Ему снились кошмары, он все время от кого-то убегал. К середине ночи его кошмар стал явью. Ирменга растолкал один из его зеленокожих охранников.

— Просыпайся, аллик! На город напали!

Ничего не понимающий алхимик подскочил с кровати и заметался по комнате, пытаясь найти свою одежду.

— Кто напал?

— Хуманги. Мятежники, или из Алликдейса — мы пока не знаем! Одевайся скорее, Сэфриоль приказал тебе немедленно отправляться в Схорлу! Наш отряд оседлал лошадей и готов к маршу! А Наместник уже покинул город!

Борнуа, наконец, натянул штаны, накинул камзол, не утруждая себя пуговицами, разыскал свою хоппиланде [47] Хоппиландэ — разновидность теплого плаща. , впрыгнул в сапоги и отправился за эли.

Каменный город, который аллик уже считал своим, горел. То и дело возникали новые пожары. Люди в панике метались по улицам, эли не попадались, что было и неудивительно. Уже больше месяца, как с наступлением ночи, они отправлялись в свои загородные дома — ареалы. Лишь небольшие группы Пастырей хумангов располагались в ратуше, в военном лагере и на караульных башнях.

Умирающие подданные Борнуа, объятые огнем, вопящими факелами бежали по дороге, пытаясь найти спасение у своего аллика, но, не добежав, падали замертво, так и не получив своей толики предсмертного утешения. Из дверей пылающего дома выскочила женщина, с маленьким ребенком на руках. И тут же попала под копыта несущемуся по горящим улицам отряду Сэфриоля.