Мария Ефимова - Потомок Хранителя

— Ну что, — весело поинтересовалась Иглария, — я удовлетворила ваше любопытство?

— Вполне, королева, — кивнула Ирен, — благодарим тебя.

Путешествие продолжалось. День проходил мимо, красноватым отблеском солнца освещая забеленные дороги леса. Хару молча смотрел в прямую и неподвижную спину Зилирин, которая ехала впереди всех на буром саблезубом тигре. Ее волосы, теперь распущенные, взметались и опадали, как крылья, при каждом прыжке огромного зверя. Рядом с ведьмаком ехали Ирен, Горан и Иглария, которые тоже все меньше разговаривали по мере того, как ровный эскорт временной королевы продвигался в чащу леса. Хару чувствовал напряжение приближающегося конца, напряжение, которое передали ему сотни дриад и друидов своим тревожным и одновременно торжественным молчанием.

— Что она чувствует, как думаешь? — шепнула Ирен, близко наклоняясь к лицу друга и слегка натягивая поводья, чтобы ехать с Хару стремя в стремя. Ведьмаки, как и жители леса, тоже отправились в путь на прекрасных боевых зверях.

— Я как раз думаю об этом, — отозвался юноша, — думаю о том, чтобы я чувствовал на ее месте.

— Она потеряла любовь всей своей жизни. Уверена, она до сих пор охвачена горем.

— Не думаю, что только горем. Я считаю, она гордится тем, что выбрала этот путь. Он для сильных духом.

— Этот путь скорее для падших духом, — грустно усмехнулась Ирен. — Игра слов. Но это — правда. Боюсь, — это единственный выход для тех, кто больше не видит смысла в жизни и знает, что ничего уже не сможет делать с охотой и потому станет обузой для соплеменников.

Под мягкими лапами тигров почти не скрипел снег. Прирожденные охотники двигались бесшумно, словно тени. В обшитых зеленью кронах рычал ветер, словно желая сорвать неуместные зимой листья. Зилирин вдруг обернулась, воззрившись на ведьмаков глубокими карими глазами. Неспокойный ветер зло играл ее локонами.

— Вы правы, отчасти, — золотисто пропела она, без укора в голосе. — Больше этого леса я любила лишь моего спутника. Но его не стало, и остался только лес. Таких историй, как моя, множество, но далеко не каждый идет жертвовать собой. Но я знаю, — когда — то давно моя прабабка тоже выбрала себя для праздника Крови Ирмены, и я решила, что это — и моя судьба.

Хару почувствовал, что краснеет.

— Прости, Зилирин, что обсуждали тебя… это просто..

— Брось, — усмехнулась она, — пустое. Ты славный, ведьмак. И ты, Ирен, тоже. Вам столько предначертано — и плохого и хорошего, но когда — то и ваш путь окончится. Ну, а конец моего пути уже близок. Почти настал.

Зилирин отвернулась, вновь воздев голову ввысь, осматривая деревья, словно что — то там разыскивая. Через несколько минут Хару понял — что.

За хитросплетенными ветвями и листьями, за узловатыми кривыми стволами замелькали легкие, как лань, тени, загорелись цветные стремительные огоньки. Лес вдруг распорол надвигающуюся тьму ночи ярким ореолом, а тишина потонула в многоголосном приветственном шепоте.

— Мы приближаемся, — пояснила Иглария, — арины здесь. Они встречают нас. И феи тоже.

Лес наполнялся тысячами голосов, которые с шепота переходили на тихое пение. Ведьмак озирался по сторонам, едва улавливая стройные и быстрые силуэты за кустами и медные лица, изукрашенные охряными татуировками. За спиной Хару нарлины, прибывшие из столицы леса, вдруг тоже запели, и их голоса слились с остальными.

Вскоре лапы боевых тигров утонули в мягком мху и изумрудной траве. Снег исчез, а откуда-то из горящих огнями недр леса потянуло жаром. Деревья стали огромными и черными, почти не различимыми из — за лившегося впереди света. Свет ослеплял путников и тигров, заставляя всех следовать наугад. Над длинным эскортом проносились насекомые и птицы, а высокая и мягкая, как шелк, трава все время была в движении от множества маленьких лап грызунов. Биение жизни лилось отовсюду. Оно слышалось в стройном хоре дриад и друидов и выкатывалось мощной энергией из мерцающей чащи.

— Почти прибыли! — голос Игларии был до предела возбужденным, а широко раскрытые глаза неистово горели. Она даже привстала в стременах.

Хару, тоже одурманенный умиротворенной силой леса, потрясенно подумал о том, насколько, должно быть, зрелищен конец, если даже Иглария волнуется, хотя видит течение этого праздника каждый год.

Внезапно пение стихло. Арины плавно выступили вперед и застыли в недвижении, как маленькие деревца. Ни один лоскут одежды не шевелился на них.

Перед гостями открылась изукрашенная цветами и пушистым мхом поляна, в центре которой раскинуло свои ветви дерево с горящим белым светом листьями. Вокруг него стайками носились маленькие феи, которые дарили поляне еще больше света. Несмотря на спустившуюся ночь, вокруг было ясно, как жарким летним днем.

— Сердце леса, — сбивчиво пояснила Иглария ведьмакам, — это — Дуб — патриарх. Именно на место, где он растет, пролилась кровь Ирмуллар… Смотрите…

В полной тишине Зилирин плавно выскользнула из седла и, утопая по щиколотку в зеленом ковре, двинулась к длинному плоскому камню, вросшему в землю у подножия Дуба — патриарха. Горевшее белым светом дерево вдруг ожило при приближении дриады и склонилось ветвями к ее макушке, словно благодаря и прося прощения одновременно. Зилирин в ответ провела ладонью по шершавой коре, слегка задержавшись на мерцающих листьях, а затем быстро и уверено легла на гладкий, как отшлифованный мрамор, камень. Еще пару мгновений она удерживала взгляд на провожавшем ее эскорте, а затем прикрыла веки, погружаясь в тихий и согласный сонм голосов аринов. Они вновь пели, протягивая руки к камню и становясь на колени. Нарлины присоединились к ним, как и ведьмаки, которые, в уважении к чужой традиции, тоже согнулись в поклоне. В тихом пении на этот раз слышалось обращение к лесу и радость за его жизнь, но слышалась так же и грусть за жертву, принесенную Зилирин. Лес не оставался молчалив к обращению своих детей. Деревья и трава тянулись к дриадам и друидам, на поляну вышли десятки животных, в черных глазах которых полыхал отсвет горящих листьев Дуба. Под стройное пение лицо Зилирин разгладилось и залилось здоровым румянцем, а ее волосы вдруг водопадами скатились с камня и потянулись к траве и цветам, которые вмиг охватили податливые локоны. Руки дриады так же сами собой плавно опустились к земле, касаясь пальцами травы. Растения и здесь охватили дриаду за тонкие запястья, обвиваясь вокруг них цветастыми браслетами. А затем от громадного Дуба к земле и ко всем стоявшим на поляне излилась волна теплой приветственной энергии.

Так окончился праздник Крови Ирмены. Он потряс Хару, Ирен и других ведьмаков до глубин души. После этого юный колдун кардинально изменил свое отношение к аринам. Уже после праздника он узнал от Игларии, что за последнее столетие не было ни одного нарлина, который принес бы себя в жертву лесу. Нарлины — воины, ведущие дела со всей Токанией. Арины — стражи священной обители дриад. Они сливаются с лесом, наполняя свою душу его покоем и молчаливой мудростью. Ведьмак осознал это и зауважал аринов как никогда. Но больше всего Хару потрясла краткая речь Зилирин о предначертанной ей судьбе. Теперь ведьмак полностью уверился в том, что именно ему суждено своей жизнью отплатить за возрождение Кристл, как Зилирин, на его глазах, отплатила своей за жизнь леса. Дриада стала для Хару неким наставником, который кратким напутствием подготовил его к неизбежному и утешил его. Дойдя до такой мысли, Хару больше не думал о пророчестве Вирджила. Он наслаждался каждым спокойным днем, проведенным с Ирен в древней Цитадели, и с радостью и энтузиазмом исполнял свои повседневные обязанности. По вечерам он, Ирен и Кахоро проводили время в палатке Таби, помогая старушке изготавливать целебные зелья и противоядия от демонских стилетов для предстоящей битвы. В лес Ирмуллар ведьмак с тех пор выбрался лишь один раз, когда королева Иглария предложила всем колдунам окунуть свои мечи в озеро Тайн, которое оставило силу своих вод на стали, закалив ее и сделав убийственной для тел демонов, созданных из огня. Теперь число преимуществ жутких инфернальных существ значительно сократилось. Ведьмаки набирали силу.