Кэтрин Пурди - Сжигающее стекло (ЛП)

императора и всю его династию, законы которой сделали мою жизнь такой, какой я её

знаю, жизнь, в которой меня отобрали у родителей и отправили к Ромска. И, если весь

этот путь не был пройден зря – я сделаю это.

У Юлии, в лазарете, я взяла ту статую Фейи и положила в свой багаж – вещи умещались в

старую наволочку. Деревянная статуэтка будет мне напоминанием об обещании, которое я

дала.

Мои колени затряслись, когда Антон вывел тройку. Я почувствовала, как сильно устали

лошади. Это они, уставшие от путешествия или просто моя усталость? Последний раз,

вдыхая воздух этого места, я медленно прошлась рукой по черной ленте вокруг запястья, по знаку моего траура.

Сумерки сгущались. Порыв холодного ветра прошел сквозь моё тонкое серое платье,

бывшего не более чем платьем больного, которого отправляли в лазарет. Это платье

должно было быть на Юлии. Я должна была оставить его, чтобы именно в нём её и

похоронили, но сестра Мирна настояла, чтобы я носила его в Торчеве. Это было лучшее, что мог предложить монастырь. Естественно, другие мои украшения и вещи были

сожжены.

Мой взгляд скользнул к обгоревшему восточному крылу. Вернее, тому, что от него

осталось. Туда я не смела приходить даже для того, чтобы просто попрощаться. Там всё

ещё лежат кости Прорицательниц, которые прижимались друг к другу в предсмертных

объятьях. Где-то среди них была и Надя. Это она должна была ехать в Торчев, не я. Я

пыталась смотреть на это крыло как гордая Прорицательница, но всё, чем смогла себя

одарить – это ненавистью.

Тройка оказалась прямо рядом со мной.

- У тебя вообще меха нет? – спросил он. Его взгляд скользнул на одеяла, которыми были

обёрнуты мои плечи. На холодном воздухе его аристократический нос стал розоватым,

как и щёки. Он смотрел на меня так пристально, что я задрожала.

- Я никогда не надеваю мех, - я пыталась не выдавать в своём голосе беспокойство. Я не

могу позволить себе думать о том, что принц позволит себе быть добрым. Я поеду с ним, буду служить его брату, но ни сейчас, ни через много лет, он не станет моим другом. Он –

лицо Империи, есть на его голове корона или нет.

- Почему? – спросил он, поколебавшись пару мгновений. Кажется, он боролся со своим

любопытством и проиграл, поэтому решил спросить. Даже несмотря на то, что для этого

придётся заговорить со мной. Я знала, что он думает обо мне также как и я о нём.

- Я чувствую ауру зверя, у которого эта шкура раньше была, - прямо ответила я. – Я

чувствую, как умираю я. Так что лучше я помёрзну, чем буду страдать.

Он не ответил ничего, только повёл бровью и этот жест, в общем-то, меня удовлетворил.

Может, моё признание было достаточно странным, чтобы он думал о нём всё наше

путешествие и молчал?

Когда я должна была сесть в сани, он протянул мне руку в перчатке. Я схватилась за его

руку и, удерживая большую часть своего веса, попыталась запрыгнуть, чтобы он не

возомнил о себе слишком много. Но он не стал помогать мне снова. Протянутой руки и

так хватило для того, чтобы на моих щеках появился румянец.

- Это нормально? – спросил он. – Нормально для Прорицательницы чувствовать то, что

ощущали мёртвые?

Он поправил перчатки и поместил бразду меж них. Его манера была случайной,

спонтанной.

- Для меня – да. Сестра Мирна сказала, что мой дар противоречит природе, - я сжала губы.

Слишком много говорю, ему не стоит знать об этом. Не буду говорить по этому поводу

даже во дворце или… стоит? Всё вокруг нас стало затягиваться пеленой, становясь будто

призрачным. Снег пошел. Снова.

Я оглянулась на сестру и двух маленьких девочек. Они всё ещё ждали нас, хоть и заметно

дрожали от холода.

- Мы уже должны ехать, - я потянула одеяло на себя. – Обычно, в это время по лесу ходят

волки!

Что-то во взгляде Антона меня запутало, даже несмотря на то его тепло, которое я

чувствовала. Он вообще меня слушал?

Я сразу же подумала о том, как я выгляжу. Наверное, на моём лице всё ещё оставался след

копоти, который мыло из лазарета смыть было не способно. Я нетерпеливо прикоснулась

к коже лица. Просто для того, чтобы увериться в этом и понять, что я не готова ни к

встрече с императором, ни к своей новой судьбе.

Он откашлялся и стал осматривать меня, пока не остановился на переносице. Также он

делал и в монастыре. Затем, щёлкнув языком, он потянул вожжи, и лошади двинулись

вперёд. Моё сердце сильнее забилось в груди. Это случилось. Я оставила позади всё, что

знала. Снова. Я не жила в монастыре так долго, чтобы назвать его домом. Даже то время, что я провела с Ромска, всегда проходило в движении, от каравана к каравану, чтобы

скрывать меня. Теперь оказалось, что меня прятали напрасно. Императорский дворец –

вот то место, где я останусь надолго. Но станет ли это место когда-нибудь моим домом?

Волнуясь, я обернулась, чтобы ещё раз посмотреть на ту женщину, которая пыталась

научить меня, покорить меня, подготовить меня к судьбе Прорицательницы, если

однажды мне придётся ею стать. На расстоянии, я пыталась понять, что чувствует сестра

Мирна. Она опечалена тем, что я уезжаю? Тройка ускорилась. Сестра положила руки на

маленькие плечи Даши и они, вместе с Кирой, зашли внутрь разрушенного монастыря,

даже несмотря на то, что меня всё ещё можно было увидеть. Моё дыхание перехватило.

Горечь от того, что я покидаю Ормину, к сожалению, не была взаимной. Закрыв глаза, я

попыталась напомнить себе, что это и к лучшему: так я точно не причиню вреда этим

троим, любовь к которым осознала слишком поздно.

Я прижала колени к подбородку, чтобы согреться. Мою уверенность разрушало то, что в

городе, где живёт император, на десять тысяч людей больше, чем в этой деревушке

недалеко от моря. На десять тысяч людей, которым я могу причинить вред, больше.

Единственное, что я могу сделать – оставаться к ним безразличной. Потому, что те, кого я

люблю больше всего на свете, о ком больше всего забочусь, зачастую и разрушают меня.

В конце концов, тишину нарушила я. Кажется, Антон дал себе обещание, что всю поездку

будет хранить обет молчания. И. всё же, три дня – это слишком много, чтобы находиться

только наедине со своими мыслями. Особенно учитывая то, что, как Прорицательница,

она чувствовала, что Антон тоже хочет говорить. Во всяком случае, мне хотелось верить в

это больше, чем в то, что я сама желаю этого, даже если придётся говорить с принцем.

Только бы не беспокоиться о своей судьбе, о той вине, которую я взвалила сама на себя

из-за убийства людей, которых я оставила позади. Беседа с Антоном была лучшей идеей, чтобы забыть о тьме в моей голове.