Кэтрин Пурди - Сжигающее стекло (ЛП)

его ауру и держалась так долго, как только могла. Только тогда я могла заснуть, не

касаясь статуи Фейи или следов от ногтей Изольды.

Если заседания совета проходили слишком долго и становились скучными, император

подзывал меня к себе, чтобы я сидела ближе. Под столом, под атласной скатертью, на

моей ладони он чертил только ему известные узоры. Моё дыхание становилось

прерывистым, а сердце билось, будто по наковальне. Оно хотело открыться Валко.

Казалось, каждый раз, когда император касался меня, в его ауре бушевал шторм. Он

отпускал меня, прежде чем я могла прислушаться к здравому рассудку. Иногда его

«приступы нежности» казались мне лишними, даже если до этого я не чувствовала его

ауру несколько дней. Иногда я думала о том, чтобы поднять дощечку и достать ключ.

Ночью, обходя коридоры замка, я всегда задавала себе одни и те же вопросы. Могу ли я

потерять себя? Позволю ли я себе когда-нибудь ещё раз потерять себя?

Когда ответа не было, когда мёртвое лицо Юлии снова появлялось перед глазами, я

оказывалась у двери Антона, пытаясь отыскать его ауру, её тонкие нити. Я представляла

его и глубоко вдыхала, как когда-то вдохнул он, чтобы очистить свой ум и тело от чувств, чтобы препятствовать мне, моему дару, в последнюю нашу встречу.

Но, когда ответ находился, я подходила к двери императора. Откроет ли он её? Может ли

он ощущать биение моего сердца? А то, что биение моего сердца сопротивляется ему?

Валко не был таким диким, как Ромска, его не делали таким крестьяне. То, что он жаждал

власти – чистая правда. Но он принял всё, что предлагалось вместе с этим: скучные обеды

с дворянами, долгие часы споров с советниками и те брошюры, разбросанные по городу, которые утверждали, что он всего лишь ребёнок и его голова слишком мала для короны.

Хоть он и был молод, он, казалось, был рождён для роли императора. Он понимал, что в

политике тоже необходимо очарование, что, если дворяне снова сердятся, необходимо

вернуть их благосклонность, а женам герцогов стоит льстить и дарить тайные улыбки, которых они жаждали. Казалось, никакой попытки погубить императора или же смерти

вдовствующей императрицы никогда и быть не могло. Слухи о том, что Валко –

самозванец, утихали с течением времён года. Жизнь при дворе оказалась сложной игрой.

И Валко знал, как играть. Но это не означало, что он был манипулятором всегда и везде.

Часто, когда вес его короны его слишком отягощал, когда дворяне снова начинали

роптать, он приходил ко мне, в конюшню, где стояла и Райна. Иногда император не

прикасался ко мне, не разговаривал. Но иногда он садился на стул в дальнем углу и

жаловался на происходящее в его жизни. Должен ли он так часто развлекать дворян?

Подозревал ли Ильин о том, что «наследника подменили»? Но ведь если Валко вырос

подле Императора Айзеа, он должен был научить его править так, чтобы не обмануть

ожиданий?

В один из таких обычных дней, Валко молчал, отдыхая после очередного разговора по

душам, обо всех его печалях. Последний раз, погладив Райну щёткой по гриве, я

посмотрела на императора. Он прислонился к доскам, лениво теребя между пальцев

соломинку и слишком пристально на меня смотря. Когда наши взгляды встретились, он

улыбнулся.

- Ты поняла, о чём, я Соня, правда?

- Это мой долг, - я опустила руки на платье.

- Нет, я не об этом. Я о том, что ты должна знать, что я чувствую.

- Я чувствую то же, что чувствуете Вы, Император, - после сказанного, во мне вспыхнуло

слишком сильное любопытство, которое грозилось перерасти в головокружительную

страсть, которую я обычно чувствовала и в ауре Валко.

- Я вообще не об этом, - его усмешка стала сильнее. Он отпрянул от деревянных балок. –

Ты понимаешь, что я чувствую, даже если меня рядом нет. Я влияю на тебя.

Я сглотнула. Он хочет сказать, что меня тянет к нему? Может, он хотел, чтобы я

призналась?

- Не задавалась ли ты вопросом, что бы было, если бы тебя вырастили твои родители? - в

его серых глазах появился блеск, но он вовсе не был тревожным. Скорее таким. Будто кто-

то сделал великое открытие. Он говорил мягко. – У меня, например, такой вопрос

возникал. А мы ведь… похожи.

Моё дыхание стало более прерывистым. Как же хорошо он меня знает. Любопытство

внутри будто продолжало цвести, будто принося весну в каждый зимний уголок.

- Так и есть, Ваше Величество, - я улыбнулась так, будто забыла о том, почему росла не с

родителями.

Той ночью мы с Пиа снова практиковались в чтении, а я снова пыталась учиться, чтобы

контролировать свою способность, свой совершенно неподвластный контролю ум. После

того, как мы позанимались и письмом, она листала книги со сказками, рассматривая

иллюстрации. Я же должна была отгадать их, основываясь только на том, что она

чувствует. Я чувствовала, как её пульс участился от страха. Она смотрела в книгу, затаив

дыхание. Мне показалось, это история о замёрзшем мальчике, который оттаял, только

лишь познав настоящую любовь, но это оказалась сказка о женщине с костяной ногой,

которая поедала заплутавших в лесу детей.

Неудивительно, что я не могу понять, что сама чувствую.

После этого урока, я как всегда гуляла по коридорам. Мой взгляд задержался на двери в

покои Валко. Я щелкнула костяшками, думая, что можно было бы прочитать его эмоции

сквозь дверь, но меня остановил взгляд верховного бога, Зорога. Он смотрел на меня

прямо с вырезанного на двери барельефа. Он знал, что я сделала в Ормине, что я пролила

кровь невиновных, что теперь это преступление запятнало моё имя. Он знал, что я сделала

это, закрыв сестёр и Прорицательниц в том крыле. Я хотела так поступить. Вот почему

Валко думал, что мы похожи. Может, из-за своего желания я потеряла контроль и

поддалась чувствам крестьян? Может, я и знала, что случится, ворвись они в монастырь.

Может, моя тёмная сторона хотела , чтобы Прорицательницы умерли?

Я согнулась. Внутри было слишком пусто, а боль буквально прогрызала мой желудок. С

каждым днём она становилась всё сильнее.

Моя рука отпрянула от двери. Я должна вернуться к себе. Мне хотелось снова коснуться

статуи Фейи, как можно быстрее. Но, как только я настигла дверь Антона, мои шаги

замедлились. Внутри я почувствовала его энергию. Но я не могла постучаться в его дверь, как и в дверь Валко. Император ответит, он будет говорить со мной. Но его брат –

никогда.

Однажды, в дождливый весенний день, я сидела в зале заседаний и смотрела, как в свете

витражей по ним стекает вода. Мне не хотелось вздыхать или проявлять хоть какие-то

эмоции, когда рука императора снова легла на моё колено. Сейчас он был увлечён мной