Кэтрин Пурди - Сжигающее стекло (ЛП)

сражаются за расширение империи? Какое до этого дело тем, кто победит, но всё равно

останется бесправным? Знать бояться не будет – от военной службы они освобождены. Их

дома будут процветать, они будут строить поместья за поместьями, - он махнул рукой на

карту. – Они будут учиться в университетах, будут до отвала наедаться в большом зале. А

тем временем, те, кто падут ради нас, - его голос стал выше, он сорвал с себя маску

спокойствия. – Они будут продолжать это делать. А ещё они продолжат платить налоги, от которых знать тоже освобождена. Те, кто делают больше всех для прославления

империи, останутся в тени. Потому что средств для того, чтобы существовать, у них не

будет.

Император смотрел на карту, указывая дорогу, которую можно проложить от Торчева до

Генши, но затем он сделал паузу и взглянул точно на своего брата, который превратил

мои кости в лёд.

- Люди уже давно поделены, - сказал Валко. - Так было, есть и будет. Нам нужен

благородный, процветающий класс, чтобы он мог служить примером.

- Примером в чём? – пожал плечами Антон. – Ведь люди никогда не достигнут этого: у

них нет ни родословной, ни богатства.

Валко не ответил. Холод его ауры вторгся в мою, грозясь превратить дыханье в лёд.

- Николай, вы согласитесь со мной? – Антон посмотрел в сторону графа Ростова.

- Я могу стать исключением, - откашлялся и сказал Николай. Граф побледнел и заёрзал на

стуле. Он смотрел то на одного советника, то на другого, после чего его взгляд наконец-то

остановился на Валко. – Титул достался мне от отца, который заработал его служением

империи, а вовсе не богатством и родословной.

Слова были хороши, равно как и логика происходящего, однако, это противоречило тому, что на самом деле чувствовал граф. Он не ответит на разочарованный взгляд Антона. Он

всего лишь посмотрел на меня, взглядом полным вины. Он знал, что я чувствую то, каким

трусом он на самом деле является.

- Вот! Антон, видишь? В системе нет ничего плохого. Те, кто действительно хотят, могут

подняться на вершину, - Валко усмехнулся, понимая, что брат просчитался. Моё же

волнение утихло, но я не могла сказать, что всё успокоилось. Я знала, что никогда не

смогу подняться к Валко. У меня нет ни малейшего желания вступать с ним в брак, но это

– глупость. Важно одно: несмотря на восхищения, он никогда не увидит во мне равную.

- На самом деле, - продолжал Валко. – Именно для этого я и позвал Николая. Его отец

выиграл Пятилетнюю войну. Тогда я ещё был ребёнком, но эту историю знаю достаточно

хорошо. Граф Ростов первым поднялся до генерал-лейтенанта. Многие считают, что его

стратегические решения изменили ход событий и дали нам преимущество над

«непобедимыми» Шенгли. Если, конечно, брат, ты об этом помнишь, - Валко бросил на

Антона надменный взгляд. – То, что наши войны одержали победу и установили границу, стало настоящим чудом.

Император сел, придерживая спинку стула, как только речь зашла об этом, его аура

наполнилась жадностью. Его жадность скребла мой желудок изнутри, давая понять, что

мой аппетит ненасытен.

- Возможно, он даже делился с вами некоторыми шагами своей тактики, - сказал он

Николаю.

Все повернулись к графу, чья кожа стала на оттенок бледнее. Через два стула от него, у

генерала Лазаря стали раздуваться ноздри, от чего моя кожа покрылась мурашками.

Сомнений не было: генерал не потерпит, чтобы кто-то, кроме него, давал императору

советы по управлению армией. И это определённо то, что Валко имел в виду: он хотел, чтобы Николай помогал ему в стратегии боя.

Граф продолжал что-то бормотать о войне, о победных боях своего отца, но Валко уже не

хотел ничего слышать. Было ясно: Николай его уже так не интересовал. Я чувствовала, что в его ауре появилось обострённое чувство тревоги, и он окутал себя им. Мир будто

сжимался со всех сторон, он будто балансировал, находясь на горной вершине. Шаг влево, шаг вправо – расстрел.

Как ни странно, настроение Валко не ухудшилось. Можно сказать, даже наоборот. Уголок

его рта приподнимался в усмешке каждый раз, когда он поглядывал на Антона. Принц

молчал до конца заседания. Его брови были напряжены. Кажется, от мысли о том, что он

считал, что графу можно доверять.

Я рассматривала графа. Какую роль он играет в революции Антона? Вчера я не смогла

спросить его о том, какие роли отведены Николаю, Юрию или Феликсу. Я была слишком

обеспокоена тем, что Антон планирует революцию. И теперь, он просит меня о самом

невыполнимом, самом рискованном: убедить императора в том, что он должен отречься

от престола. Я не сказала Антону, что обещаю это сделать, да и вообще, что смогу, но…

он всё ещё ждёт от меня этого?

Я пыталась понять, какая энергия скользит между нами, поэтому долго смотрела на

принца. Однако он не ответил. Не мог. Не здесь. Что касается взгляда с моей стороны, то я

буду надеться, что он просто поймёт, что теперь я недоверчиво отношусь к его брату.

По правде говоря, смелее всех я точно не была. Что касается Антона, я уверена, что его

планы на Рузанин слишком далеки. Возможно, сегодня я превзошла в трусости даже

Николая. Как и он, я не защищала Антона. Это то, что принц хотел бы, чтобы я сделала?

Использовать свою способность для того, чтобы император думал о Шенгли, а не о тех, кто принесёт себя в жертву его мечтам о величии? Я едва могу представить себе то, как

подчиню себе Валко, как смогу управлять эмоциями всех присутствующих.

Когда собрание закончилось, мне разрешили уйти. Я вернулась в свою комнату и тут же

открыла створки окна, чтобы вдохнуть такой необходимый свежий воздух. Как только

ореолы конфликтующих между собой аур из зала совета покинули моё тело, я вернулась к

своим мыслям. К своему чувству позора, которое заиграло вновь. Я вспомнила и те

причины, почему я могу не подчиняться Антону: он не доверял мне достаточно, он не

верил в то, что я не смогу лишить Валко его свободы.

Пытаясь отыскать утешения, из-под матраса кровати-коробки я достала книгу Тоси и

прочитала ещё несколько стихотворений. Когда я всё ещё чувствовала себя неуверенной, когда ещё не знала, стоит ли решиться на помощь Антону, я встала на колени перед

подоконником, будто у алтаря. Статуя Фейи, покровительницы Прорицательниц, смотрела

на меня сверху вниз своими деревянными глазами. Я не касалась крови. Я молилась с

набожностью, которая мне чужда. Ромска поддерживали во мне веру в то, что нет

определённого божества – есть общая энергия, которая связывает души вместе. И, всё же, я молилась. Всё, что я знала – это энергия и мне нужно было нечто большее, чтобы это