Елизавета Дворецкая - Солнце Велеса

Мучили его два вопроса: где теперь искать непутевого сына и куда потом спрятать, если удастся найти его раньше волков во главе с Лютавой? Его отсутствие подтверждало подозрения: видимо, у него и правда рана на плече, с которой он не решается показаться дома. Подсмотреть за женскими обрядами, особенно за такими, при которых используется мало одежды, было тайной мечтой любого мужчины – в каждом вечно живет мальчик, жаждущий нарушать запреты. Но даже если удастся ублажить какой-нибудь иной жертвой богинь, волков и Лютаву, оставить Хвалиса жить по-прежнему дома едва ли получится. В лучшем случае Ратиславичи потребуют его изгнания. Да и лучший ли это случай? Куда ему идти? Беспутных сыновей, бывало, отсылали в материнский род, где вуи за него возьмутся как следует, но у Хвалиса никакого материнского рода не было. И потому здоровый сильный парень в глазах отца казался чем-то вроде калеки, рожденного без ноги.

Человек без рода – пустое место, сухой листок, несомый ветром. Кто угодно его обидит, а заступиться некому. Останется идти куда-нибудь подальше, если еще сумеешь дойти живым, и там продаваться в челядь кому-то из знати. Но сыну хвалиски, даже по внешности такому чужому среди славян, податься будет совершенно некуда. В человеке без рода умирает душа, лишенная поддержки богов и предков, – а без души стоит ли жить и телу? Без души ты упырь, а не человек.

А решать приходилось быстро. К ночи поднялся ветер – на небе появились облака, в воздухе повисло томительное предчувствие. Боги не остались равнодушны к произошедшему сегодня. Но что они пошлют земле угрян – живительный дождь или губительную грозу с градом? В этом случае смерч общего гнева сметет не только Хвалиса, но и Замилю, а то и самого Вершину. Нового голодного года ему не простят, тем более что несчастье пришло из его собственной семьи. Уже много лет в Ратиславле были недовольны тем, что он слишком приблизил к себе хвалисскую пленницу, слишком много воли дал ей и почета – ее сыну. Многие твердо верили, что Замиля присушила к себе князя, который любит ее сильнее, чем знатных жен. О боги, да кого она может присушить, глупая женщина, до сих пор почти ничего не понимающая в славянских богах, не умеющая творить никаких чар? Но если Темяна, Молигнева и Обиляна скажут, что так нужно, Замилю вместе с ее сыном утопят в омуте. И он, князь, не сможет их защитить: его дело рать водить и суды судить. Все, что касается плодородия земли, находится во власти старших женщин рода.

Сейчас, когда неизвестно, от кого придется отбиваться – от княгини Избраны смолянской, от Святомера гостиловского, а то и от хазар, сохраните чуры, – раздор в Ратиславле погубит все племя угрян. Беду нужно поправить любой ценой. Знать бы еще, что это за цена и кому ее выплатить…

Пока князь ходил из угла в угол, погруженный в эти тягостные раздумья, Замиля почти не умолкала.

– Ты не любишь меня, не любишь! – твердила она. – Я, я одна из всех твоих жен люблю только тебя, тебе одному отдаю все силы моей души, весь жар моего сердца – ведь у меня нет на свете ни другого господина, ни другого защитника, кроме тебя! У меня нет ни рода, ни племени, ни своей земли! У меня нет ни отца, ни братьев – никого, только один ты! Все твои жены только и думают, как бы угодить богам, своей родне, любая из них может уйти от тебя, если что не так, и только я одна привязана к тебе до самой смерти – а ты не ценишь моей преданности! Мой сын, единственный из твоих сыновей, никогда не предаст тебя, потому что у него тоже никого нет, только ты! Каждый из этих отроков, твоих сыновей, может убить тебя и занять твое место, им все это сойдет с рук, потому что за них заступятся их родичи, и только за нас с Хвалисом не заступится никто, поэтому мы умрем вместе с тобой! Поэтому нас так ненавидят! Нас хотят погубить! На нас наговаривают! Неужели ты не защитишь нас?!

– Ну, на реку-то его никто за руку не приводил! – с досадой ответил князь. – Мало ли, я, может, тоже, пока не женился, все мечтал сбегать посмотреть, что там и как, мы с парнями все друг друга подбивали – так ведь не пошли же! Голова, чай, есть на плечах!

– Это не важно! – отмахнулась Замиля. – Если бы не это, то что-нибудь другое! Они нашли бы другую вину, ведь они хотят погубить нас! Все они ненавидят меня и нашего сына. И я не понимаю, почему ты, князь и отец, это терпишь!

– Я и им тоже отец.

– Но я же говорю тебе, что никто из твоих сыновей не будет так предан тебе…

– Перестань.

Замиля принялась рыдать.

– Велезорины-то дети не уймутся, это она правду говорит, – вставил Толига, пощипывая свою бороду с белой полосой спереди. – Лют ведь знает, что Хвалис за ним следом идет. Боится его, видать. Вот и сестру свою натравливает, чтобы терзала, как волчица лютая…

– Я не понимаю, чего хочет Лют, когда он не твой сын! – непримиримо вставила Замиля. – Он ведь сын Велеса! Вот пусть Велес и выделяет ему наследство! Он живет в лесу, и там ему самое место! Почему же он непременно хочет стать князем, если он не твой сын?

– Да мой он сын! – сорвался князь. – Что ты заладила, глупая баба! Мой он сын!

Князь досадливо поморщился: он избегал разговаривать с женой-хвалиской о священных тайнах, но она, видно, и впрямь верила, как большинство простонародья, что Велес был отцом Лютомера не только духовно, но и телесно.

– Да что вы все о них! – Князь сел на лавку и в досаде хлопнул себя по коленям. – Лют, Лютава! Эти двое сами о себе позаботятся, а будет надо – и еще о ком-нибудь. Нам сейчас о Хвалисе думать нужно! А ну как утром опять мужики с топорами соберутся да бабы с поленьями подойдут, будут Хвалиса требовать, а я что сделаю? Городец нам еще сожгут, доболтаемся!

Замиля снова всхлипнула.

– Я тут… такое дело… – начал Толига, потом, спохватившись, подошел к двери, толкнул ее, выглянул в сени, чтобы убедиться, что никто снаружи не подслушивает. После чего вернулся и заговорил вполголоса: – Я вот что надумал. Я про сестру подумал, про Румяну свет Живогостевну. Помнишь, куда ее замуж отдали? На Жижалу-реку, в Верховражье, за Окладу. Хоть я их лет шесть уже не видал, а все же родня. Можно удальца нашего тайком к ним отослать. Сестра моя его не выдаст, как родного примет, а в такой дали никто не узнает, каких он тут дров наломал.

– Можно и туда. – Вершина кивнул. – Все лучше, чем в омут с жерновом на шее. А богов уговорим как-нибудь.

На этот случай тоже давным-давно придумано много разных уловок: сплести чучело из травы или соломы, нарядить в одежду Хвалиса, наречь его именем и торжественно утопить вместо настоящего виновника. Хвалис? Хвалис. В омуте? Там.

– Ну, мать, признавайся. – Князь строго глянул на младшую жену. – Где его искать-то, окаянца?

– Галица…

– Что – Галица? Не видно девки твоей нигде.