Елизавета Дворецкая - Солнце Велеса

…Как вдруг между нею и пришедшей вырос жуткий медведь без головы; посреди мохнатой груди, обращенной к двери, открылась пасть, из пасти вырвалось палючее пламя, сопровождаемое глухим яростным рыком. Женщина в платке «кукушкой», аж присев от неожиданности, так же задом вывалилась в сени – благо она не успела далеко отойти от двери – и исчезла! А медведь пропал.

Лютава взглянула на собеседниц: на лицах Красены и двух других отражалось только удивление, но без капли страха. Выходит, куда по имени Волохат видели только Лютава и гостья.

– Куда ты… матушка? – в удивлении окликнула Колобожа и протянула руку вслед ушедшей.

– Кто это? – спросила Лютава.

– Данеборовна старая. Божемогова вторая княгиня, Бранятина мачеха. Видать, хотела на тебя посмотреть, да… Почему же она ушла-то?

– Может, дело нужное вспомнила, – ехидно вставила Колоярка.

Судя по всему, внезапный уход наладившейся было в гости старой княгини ничуть их не огорчил.

– Чудная баба! – Красена пожала плечами. – Уж пришла, так войди поздоровайся, а то ввалилась да и бежать!

– Ну и ладно! – Колобожа сморщилась и помахала рукой, будто отгоняя душный дым. – Уж больно строга старуха! Миловзору бедную двенадцать лет поедом ест. Князь клюшку старую уж прочь отсылал, она у Глядовичей жила года два, потом упросилась вернуться.

Лютава опустила глаза, пряча улыбку. Бабка Лесава не обманула: ее куды верно служили новой хозяйке. Она даже не успела разглядеть «строгую старуху», а Волохат уже почуял угрозу и решил гостью близко не пускать. И гостья тоже увидела его и поняла, что ей тут нечего делать!

В обчине, стоявшей в углу городка, вблизи стены, по вечерам собирались женщины на посиделки. Колобожа часто ходила туда, порой вместе с Красеной, впрочем, оставляя или двух своих дочерей, или Доброведову жену Лисавку с Лютавой, чтобы будущей Ладе не было скучно. Однажды Красена вернулась с многозначительно поджатыми губами.

– Худые дела! – сказала она Лютаве, покачивая головой. – Данеборовна всем рассказывает, что привез-де Яровед не невесту, а медведицу лютую. Дескать, только вошла она, хотела на будущую сноху взглянуть, как та медведицей оборотилась и на нее бросилась – насилу чуры спасли! При мне бы она такое сказала – я бы ей волосенки-то жидкие повыдергала! Тоже еще – нашу невесту срамить! Такой во всем свете нет, а она срамить!

– Да, меня уж и сам Бранята спрашивал, что за медведицу я ему привез! – засмеялся Яровед.

– Что ты смеешься – народ волнуется.

– Да чего над бабой не смеяться? Или вы думали, она Вершиславне обрадуется, будто дочери родной? Ведь если не будет у Браняты детей – после него князем Витим станет, и его дети всю землю дешнянскую получат. Она, Данеборовна, уж небось своих внуков князьями дешнянскими видит, а тут Браняне удельницы новую жену и детей пообещали. Она тогда все говорила, чтобы не верил Бранята сну. Да ему уж больно хотелось верить… – Яровед вздохнул. – С чего бы ей теперь уняться? Только пуще залютует. Ну да тебе что за печаль? У тебя вон какая дружина – два десятка волков и Ярила сам с ними!

– И не совестно ей врать по злобе? – возмутилась Красена.

– Дружина-то дружина, – с сомнением заметила Колобожа. – А все же вы бы уж с Бранятой уняли ее, – мягко посоветовала она мужу. – Старуха Миловзору сколько лет грызет, может, оттого и детей нет. Хотите, чтобы и вторую княгиню сгрызла? Вы уж если поверили сну, так помогите ему сбыться.

Яровед только кивнул. Лютава плохо спала, чувствуя, что где-то рядом кроется опасность, и каждый день тщательно проделывала защитные обряды, ограждая свой новый дом от проникновения всякого зла.

Но ходившие по округе слухи быстро надоели и самому Бранемеру: дня через три выяснилось, что князь приказал мачехе ехать в Глядовичи, к родне, и оставаться там, пока не позовут назад. Он тоже понимал, что матери сводного брата не за что любить будущую мать его детей, и боялся старухиного недоброго глаза. А Данеборовна пользовалась в округе уважением как ворожея и пророчица, и ее разговоры о «медведице», привезенной под видом невесты для князя, очень смущали и пугали народ.

После отъезда старухи разговоры утихли, хотя, не видя Лютавы, ее воображали по-всякому и рассказывали на посиделках множество небылиц. Яроведовы и Доброведовы женщины ходили такие гордые, будто их допустили прислуживать настоящей богине Ладе: они одни знали, какова она, чего не знал даже князь Бранемер.

Так прошло две недели, началась третья. Яровед бродил как потерянный, рассказывал, что медведь, живущий при святилище, норовит завалиться спать: по всему видно, что снег пойдет уже вот-вот. Лютава тоже это знала. Больше двух недель просидев в затворе, почти не видя людей, она была сосредоточена на себе и готова к предстоящим испытаниям.

И вот однажды Лютава проснулась, зная, что Марена пришла. Все еще спали, в избе было темно, но она обулась, накинула свиту прямо на сорочку и прокралась к двери. Новые смазанные петли не скрипели, и она бесшумно выбралась во двор. Да, вот оно! С серого неба сыпал мелкий сухой снег, замерзшая земля уже побелела. И на ней Лютава ясно видела следы Марены – длинных пол ее шубы, ее волос, крыльев белых лебедей, на которых она прилетает из Нави.

Лютава подняла руки, ловя белые холодные крупинки. Они садились на ее растрепанную за ночь косу, на лицо, застревали в шерсти свиты. Она глубоко дышала, чувствуя, как с каждый вдохом в нее входит Марена – та, чья хладная сила заполняла земной мир. Она была снежинкой, несомой ветрами с неба к земле, белой березкой, сонно жмурящей черные глаза, рекой, медленно расчесывающей пряди-струи, чтобы заплести их в твердую ледяную косу…

Вдруг ей показалось, что рядом кто-то есть: будто жаром повеяло со стороны, прогоняя видения. Лютава быстро обернулась: в дверях княжьей избы стоял человек – рослый, сильный, но плохо видный в осенних сумерках. Испуганно отпрянув, она спряталась снова в избу, закрыла дверь, будто к ней могли ворваться… А потом подумала: кто это был? Наверное, сам Бранемер. Почему-то ей казалось, что это так.

Первозимье – женский праздник: это знак, что пора начинать мять лен. Но в окрестностях Ладиной горы женщины не работали: испокон веку в этот день провожали под землю богиню Ладу, и все привыкли считать, что если обряд не будет проведен, то сама богиня не попадет к Велесу и все в мире пойдет кувырком. По всем окрестным весям и городкам люди, увидев поутру снег, одевались по-праздничному и торопились к Ладиной горе, чтобы не пропустить самое главное.

Приближался полдень. С утра Красена и Колобожа расчесали Лютаве волосы, одели ее в новую сряду, «печальные» одежды невесты. Она сидела в белой шушке и свите из белого сукна, с распущенными волосами, которые закрывали ее до колен, разубранная ожерельями, заушницами, браслетами. Всякая невеста волнуется в день свадьбы, но Лютава волновалась куда сильнее: ведь ее ждал не простой жених, а Велес, и она, при всей ее выучке, не знала, что будет впереди.