Кэтрин Валенте - Сказки сироты: В ночном саду

– Привет, – каркнула я, выпрыгивая перед ней.

– Привет, старушка ворона, – вежливо сказала она.

– Я не старушка, что ты! Я довольно молода, и мои перья красиво блестят.

– Это точно.

– А ты бы не хотела взять их себе? – спросила я, понизив голос, чтобы он звучал вкрадчиво, как шелест волн у зелёных берегов пруда.

Девочка на миг задумалась, накручивая на палец каштановый локон.

– Думаю, с удовольствием, – негромко проговорила она. – Было бы так здорово летать! Жизнь доярки до ужаса скучна… Многие надеются, что такой шанс представится в лесу, но обычно становишься древней бабулей с отвисшими грудями и вторым подбородком, с пальцами, потерявшими чувствительность из-за бесконечной дойки.

Я скакнула поближе.

– А ты позволила бы мне взять свою кожу в обмен?

Она посмотрела на себя.

– Конечно. Если она не покажется тебе слишком заурядной и склонной к отвисанию. Опять же второй подбородок… В каком-то смысле это тело чудовищно. Доить коров не рекомендую, от этого ужасно болят суставы.

– Запомню, – со смехом ответила я, и мы принялись, как заведено, пороть и шить. Она была совсем неопытна, а моих знаний едва хватало, поэтому мы наверняка всё сделали неправильно. Впрочем, в первый раз все слегка неуклюжи, разве нет?

Девушка была миленькой, изнутри пахла молоком и сеном… Она весело каркнула и скрылась среди сосен.

Так я принялась за дело, каждый раз выискивая того, кто желал обмена. Не потому, что воровство было мне неправильно – я как-никак ворона, – а потому, что у меня нет презрения к правильному пути. Но в конце концов я занялась тем же, чем занимался отец, потому что люди хотят торговать, покупать и продавать, а у меня образовался излишек, о котором прослышали. Постепенно появился вкус, как и у Гасана, – мы оба предпочитаем носить на себе определённые шкуры и оставлять в этом наряде что-то от вороньего облика. Мне понравилось носить кожу юноши, а Гасан частенько носил женскую. Разнообразие – это важно, видишь ли; когда демонстрируешь шкуры, всегда получаешь хороший результат.

Мне кажется, что отец по-прежнему ковыляет по своему острову, – тому самому, где я родилась; прячется в норе и играет в сирену. На просторах бескрайнего мира Гасана не видели уже много лет: я единственный торговец шкурами, о котором говорят в наши дни, просто меня по привычке называют Гасаном. Поди разбери, кто есть кто, если наши лица меняются всякий раз, когда весна сменяет зиму.

– Это и есть кожа той первой девочки. Я носила её с собой, как сувенир, но отдам тебе, потому что ты в ней нуждаешься, а мне не помешает медвежья шкура.

Я поскребла снег.

– Умайма, мне страшно.

– Всё хорошо, – с теплотой сказала она и положила мне на плечо костлявую руку. – В первый раз всегда немного больно, а потом будет легче.

– Это будет единственный раз, – жёстко произнесла я.

Умайма почесала свой наряд из перьев.

– Жаль… – вздохнула она.

И взяла меня в свои руки молодого юноши. Не знаю, как объяснить то, что было дальше. Я чувствовала, что разделяюсь, словно орех в скорлупе, которую кто-то поддел ногтем, проливая сахарную кровь. Я чувствовала, как в моей груди возникла обжигающе горячая звезда, шкура и плоть будто разошлись по шву, и каждый стежок рвался с громким треском. Я кричала, мои сильные ноги подгибались, а когти разъезжались на льду. Я слышала, как рвётся моя кожа, а потом раздался влажный скользкий звук, принёсший такую боль, что в глазах у меня потемнело, и всё погрузилось во тьму.

А потом торговка шкурами протянула мне руку, и я, удивительное дело, протянула ей руку в ответ – это оказалась не лапа, а тонкая девичья рука с пятью пальцами и тусклыми бесполезными ногтями вместо когтей, которыми я гордилась. Я стояла обнаженной перед девчонкой-стервятницей в коже юноши и сильно дрожала без своей шерсти. Холод душил меня: хватал за горло, царапал когтями грудь. Я не представляла себе, что такой холод существует, потому что на мне всегда была толстая шкура, защищавшая от него.

И я отправилась домой. Мать вопила и не желала со мной разговаривать; её отчаяние окутало дом, как чёрный мёд. Сёстры не желали меня признавать и заперлись в храме, чтобы молиться за мою душу. Они ни на миг не поверили, что Лаакеа просил меня сделать это. Гунде созвал Конгрегацию, но даже там не удалось решить, что делать. Все сошлись на том, что мне можно остаться, но, если я сумею, лучше бы уйти.

Когда появились волки, я охотно ушла с ними: на севере у меня ничего не осталось, а если бы я отправилась на юг, обязательно услышала бы что-то про тебя или Змею-Звезду. Где, если не в Аль-а-Нуре, можно найти ответы на все вопросы? Я могла бы вернуть нам обоим медвежий облик, разыскать тебя, где бы ты не заплутал. Разве плохо немного развлечься или испытать приключения, пока идут поиски? Когда я отправилась в путь, моё сердце полыхало, как огромный костёр. А когда я вошла в Башню Святой Сигриды, сказала себе, и вполне разумно, что подобные сведения, истории и магию с тем же успехом можно отыскать где-нибудь ещё. Хотя на самом деле я полюбила Святую, Грезящий Город и всё то, что произошло в мире с той поры, как ты меня оставил. Ты превращался в забытое воспоминание, детскую влюблённость. Мир же раскрылся и показал мне чудеса, его нельзя было закрыть.

Я начала забывать тебя, потому что думала – лучше забыть. Меня ждала другая судьба, более интересная, чем у супруги-медведицы, ловящей рыбу в ледяной воде.

Потрясённый Эйвинд не мог отвести глаз от Сигриды. Они были полны слёз, а огромными руками трактирщик сжимал свою покрытую пятнами рубаху.

– Столько всего случилось, любовь моя. Я носила эту кожу, пока не привыкла к ней так, что, наверное, не смогу снять, даже если захочу. Я годами искала Святую, а когда попала в Мурин, беспомощная и отчаявшаяся, там был ты. Я сразу тебя узнала, конечно, узнала!

– Как ты могла всё от меня скрывать? – выпалил он. Слёзы брызнули и покатились по широкому лицу. – Я годами ждал, что изменюсь, чтобы вновь стать медведем и вернуться во льды, к тебе. А ты всё это время была рядом и молчала? Холодная и жестокая Улла!

Сигрида на миг прикрыла глаза рукой.

– Не называй меня так, это больше не моё имя. Вот моё имя и моё лицо. Я не она, я Святая Сигрида путей, как бы тебе не хотелось чего-то другого. Я отправилась в путь, чтобы разыскать тебя, но по-настоящему именно из-за этого стала человеком. Из-за корабля, что стремится к чудовищу, проглотившему мою богиню. Это и есть мой Подвиг, а не ты. Когда я увидела тебя, это напомнило мне о том, чего я так и не сумела сделать. Если бы я тогда пришла к тебе и все эти годы заправляла таверной вместе с тобой, ты, наверное, был бы счастлив, но это обратило бы в ложь моё обучение и всю жизнь с момента, когда торговка шкурами дала мне новую плоть взамен старой. Это был бы конец моей истории, и всё выглядело бы так, словно я сделала то, что сделала, исключительно ради мужа. Я желала другого конца. Я не твоя цель, Эйвинд, а стрела, летящая к Сигриде, и я должна попасть в мишень. Волк сбил меня с пути, разве не видишь? Он увёл меня с дороги, которая вела к тебе, прямиком туда, где я не смогла бы рассказать тебе драгоценные секреты. Я больше не Улла… Как я могу быть с Эйвиндом?