Юрий Никитин - Лоенгрин, рыцарь Лебедя

- Можно опровергнуть, - прервал он.

- Как?

Он фыркнул.

- Что слово оруженосца против слова рыцаря?

Она напомнила едко:

- Смотря какого. Забыл, что признался в клевете?

Тельрамунд потемнел, рука стиснулась в кулак, несколько мгновений смотрел бешеными глазами в ее злое лицо. В глазах засверкала такая ярость, что Ортруда поверила, в самом деле может ударить, но Тельрамунд выпустил с шипением воздух сквозь стиснутые зубы, рука его бессильно опустилась, а пальцы разжались.

- Дело не в тебе, - произнесла она почти виновато. - Несколько человек, ты же знаешь наших, обязательно съездят на то место, найдут, где барон лежал в засаде, найдут отпечатки его сапог, ямки от локтей, когда держал арбалет наготове...

Он громыхнул:

- Но это барон готовился его подстрелить, не мы.

- Да, - согласилась она, - но все равно...

- Замараны? - спросил он в лоб.

- Чужие рты не заткнешь, - ответила она люто. - Указывают пальцами только в нашу сторону.

Он зло перекосил лицо, снова задышал люто и тяжело закинул руки за голову. После долгой паузы с трудом поднялся, лицо стало злым и решительным.

- Ты меня пристыдила, - сказал он угрюмо. - Борешься за меня, а я лежу в постели, предаюсь стенаниям, как слабая женщина...

- Мы придумаем, - пообещала она. - Этот, непонятно откуда взявшийся, уйдет туда, откуда и прибыл.

Он сказал зло:

- Мы придумаем. У него обязательно должны быть слабые места!

- По ним и ударим, - сказала она победно. - Мы победим!.. Разве не ты наш лучший и сильнейший?.. Ладно-ладно, Лоенгрин выиграл схватку, но не войну.

К вечеру, проехав земли двух баронств и одного виконтства, они снова углубились в темный лес, хотя дорога упорно пыталась повести их окольным путем.

Темные деревья, что расступились в тот момент, когда свернули в лес, злорадно сдвигались за спинами и, как казалось устрашенному Нилу, даже потихоньку шли следом. Во всяком случае, сзади деревьев становилось все больше, и смыкались теснее, перекрывая дорогу к отступлению.

Лес очень редко прерывался небольшими полянами, Лоенгрин успевал рассмотреть, как страшно и бесшумно прочерчивают небо гигантские летучие мыши, Нил всякий раз отшатывался и едва не падал с коня, когда прямо перед лицом возникала отвратительная шерстистая морда с раскрытой пастью и оскаленными мелкими зубами, такими белыми, острыми и жаждущими крови.

Однажды увидели деву в белом, что поднялась прямо из развалин римского гарнизона, протянула руки вперед и вверх, из широких рукавов ее платья вылетели белоснежные голуби. От них шел чистый свет, а дева продолжала держать руки воздетыми, и голуби вылетали и вылетали...

Нил испуганно перекрестился:

- Господи, спаси и помилуй!

Лоенгрин сказал с укором:

- Ты чего?

- Но...

Лоенгрин покачал головой.

- Разве не видишь, что это чистейшее создание не может быть от дьявола?

- Да, но... чего она тут ночью? В лесу? В таком страшном месте?

- Не знаю, - ответил Лоенгрин. - Каждый из нас противостоит злу по-своему и на своем месте. Ты как противостоишь?

Нил растерялся.

- Я?.. Ну, не знаю...

Они уже проехали мимо, Лоенгрин оглянулся на деву, вздохнул. Понятно, что она и ее голуби противостоят этой ночи и отвратительным кровопийцам с мохнатыми крыльями, но как и почему она здесь...

...а как и почему он здесь?

- Все мы как-то противостоим, - сказал он задумчиво. - Иначе зачем мы вообще?

В город они въехали уже под покровом темноты. В темно-синем небе поднялась бледная луна, а звезды высыпали просто на удивление целыми роями.

Впереди наперерез проехала группа всадников, где во главе огромный воин на крупном коне, в доспехах и поглядывающий по сторонам с угрозой, за ним на небольшой серебристой лошадке девушка, обе ноги на левую сторону, в руке небольшой жезл, наконечник в виде хрустального шара слабо светился голубым.

Она в испуге посмотрела на Лоенгрина и даже приоткрыла в удивлении хорошенький ротик, он придержал коня и учтиво поклонился.

Нил насторожился, быстро оглянулся на рыцаря.

- Это кто?

- Леди, - ответил Лоенгрин.

- Но...

- Закрой рот, - велел Лоенгрин.

Голос его прозвучал непривычно резко. Нил послушно умолк, а женщина судорожно кивнула в ответ на приветствие рыцаря в сияющих доспехах. За нею проехали еще двое всадников, уже легких и в коротких кольчугах, за плечами луки.

Нил проводил их долгим взглядом.

- Куда они... на ночь?

Лоенгрин бросил резко:

- Вон постоялый двор. Не отставай, а то брошу.

Ворота уже заперты на ночь, пришлось стучать, пока кто-то не спросил издали заспанным, сиплым пропитым голосом, чего им тут надо и чего разъездились, на ночь глядя.

Лоенгрин вежливо ответил, кто они, а Нил сказал ему зло:

- Герцог, а оправдываетесь! Посмели бы такое брякнуть Тельрамунду! Он бы и ворота вышиб... В герцогстве его боятся и уважают. Он злой и самый сильный... Вот и вам пришлось с ним повозиться, пока он оказался на земле.

Ворота им отперли, оба въехали во двор, заставленный повозками и телегами, Нил видел, что рыцарь колеблется, словно не решился, сказать ли правду, что будет похожа на хвастовство, либо же смолчать из скромности, но тогда введет оруженосца в заблуждение, а это еще больший грех...

Наконец рыцарь Лебедя развел руками, видно было, что очень не хочет такое говорить, наконец произнес с неловкостью:

- Не настолько уж и силен, как ты думаешь. На самом деле я мог бы покончить с ним за один-два удара.

Нил ахнул:

- Так почему же... Ваша слава была бы еще выше! Зачем? Хотели устроить для короля развлечение?

Они подъехали к коновязи, Нил собирался оставить лошадей здесь, но появился заспанный конюх и сказал с гордостью, что у них тут приличная гостиница, кони ночуют в теплой конюшне, а как там сами люди, ему безразлично.

Лоенгрин проводил взглядом уводимых коней, покачал головой.

- Я хотел дать Тельрамунду возможность раскаяться. В отличие от зрителей он быстро понял, что я и сильнее, и вообще превосхожу в поединке и воинском умении. Но гордость не позволяла ему сдаться. Он хотел погибнуть...

- Зачем?

- Он всегда был победителем, - напомнил Лоенгрин. - Он не хотел стать свидетелем своего позора.

Они обогнули здание и пошли к главному входу, Нил вскрикнул догадливо:

- А-а, вы хотели его опозорить?

Лоенгрин вздохнул.

- Нил, - сказал он с мягким укором, - ну зачем мне его позорить? Я давал ему время признаться, что он поступил нехорошо... просто нехорошо.

- Но он так и не понял!

Лоенгрин сказал задумчиво:

- Думаю, понял.

- Тогда почему же...

- А ты, - поинтересовался Лоенгрин печально, - из ложной гордости не делал глупостей?

- Ну, то я...

- Все мы, увы... Хоть Тельрамунд и понял все, но у него язык не поворачивался это признать! Ложная гордость, что есть гордыня, - смертный грех. Я его измучил, выбил боевой дух настолько, что он, тяжелораненый, избитый, растерявший все силы, в конце концов попросил пощады и признался, что оклеветал Эльзу, а также признал клятву на мече ложной. А сбей я его с ног первыми же ударами, он бы стоял на своем...