Юрий Никитин - Лоенгрин, рыцарь Лебедя

Нил добросовестно подумал, но не вспомнил, когда же это трижды в день уподобляется Симеону-столпнику.

- И что, я тоже?

- И ты, - сообщил Лоенгрин, - если читаешь перед едой молитву.

Нил попытался вспомнить, насколько длинен промежуток между словами «Спасибо, Господи, за обед» и мгновением, когда он зачерпывает ложкой похлебку или разрывает жадными руками жареную курицу, потом решил, что если даже промежутка вовсе нет, а он хватает еду уже с этими словами, то и это весьма благочестиво, раз не забыл сказать такие слова. А это значит, что у него есть некоторое воздержание, а значит - и душа. И вообще он почти Симеон-столпник, только тот воздерживается просто чуть дольше.

Он повеселел, посмотрел орлом.

- Эт да! А мой отец так вообще, пока тоже всю молитву не дочитает до конца, к еде не приступает!

- У него силен дух, - одобрил Лоенгрин. - Думаешь, ему не хочется ухватить зажаренную курицу, рвать ее на куски и совать горячее сочное мясо в рот?

Нил раскрыл рот. Он вспоминал всегда спокойное лицо отца, величественное и достойное, ему казалось, что это отец и есть, а выходит, что он прикидывался?

- Он притворяется?

Лоенгрин на мгновение замешкался, не понял сперва простого вопроса, затем кивнул.

- Нил, человек от зверя тем и отличается, что умеет прикидываться. Человек - только тогда человек, когда прикидывается! Без прикидывания мы все - скоты. Просто животные. Но мы помним о божественной душе, что в нашем теле двуногого скота, потому стараемся себя вести так, будто эта душа не где-то затоптана под стельку сапога, а главенствует в теле!

- Во как...

- Просто, - закончил Лоенгрин, - у каждого душа на разной степени затоптанности.

- Даже у закоренелых злодеев?

- Даже у них, - подтвердил Лоенгрин.

Нил покрутил головой.

- Ну, не слишком ли церковь милосердна...

- Церковь, - сказал Лоенгрин, - не зря дает возможность спасти душу даже им, если успеют искренне покаяться перед смертью. Но только искренне, Господа не обманешь!

- И что, - спросил Нил с недоверием, - это спасет от наказания?

Лоенгрин усмехнулся.

- И не мечтай! От наказания не спасает, но душе в аду будет чуточку легче.

- Прохладнее?

- Или в язык забьют только два гвоздя, - предположил Лоенгрин, - вместо трех.

Последние крошки Нил собрал в ладонь, демонстрируя благочестивость, и отправил в рот, хоть уже и нажрался так, что дышать тяжело, но господин говорит, что человек тем и отличается от зверя, что соблюдает те ритуалы, что вовсе не являются необходимостью.

Лагерь их оказался на возвышенности, и хотя лес уходил дальше бесконечной зеленой шкурой неведомого зверя, но взгляд отсюда скользил свободно над кудрявыми верхушками и не мог оторваться от сказочного зрелища библейского величия, равного лишь первым дням творения мира, когда небосвод пылает пурпуром, воспламененные горные хребты облаков громоздятся за пределы Вселенной, сердце трепещет и сжимается от ощущения сопричастности к величию этой минуты...

Нил то и дело застывал, потом спохватывался и торопливо крестился, испуганно и восторженно разевая рот.

Но даже когда солнце опустилось за дальний лес, мир оставался светел и чист, хотя на него легла светлая прозрачная тень, ветерок утих, все застыло и приготовилось к ночи. Очень медленно все как бы покрывалось серым пеплом, теряло краски.

Но и потом не наступила тьма, на поляну пал печальный лунный свет, вдали закурчавился легкий туман, припал к земле и уже оттуда поднимался, становился плотнее, наполовину поглотил дальние кусты, но постепенно замедлил продвижение к их костру и наконец остановился вовсе, как осторожный зверь.

Нил уже лег и почти заснул, когда на той стороне поляны начал медленно разгораться бледно-сиреневый свет. Проступила призрачная, словно сотканная из тумана, небольшая арка, щедро увитая листьями. Она показалась Нилу темным входом для кроликов в их подземный мир, налилась светом, стала четче, и он наконец потрясенно сообразил, что он не спит и ему не чудится.

Он зашевелился, рядом прозвучал негромкий голос молодого герцога:

- Лежи тихо.

- Ваша светлость, - прошептал Нил.

Лоенгрин поднялся, обнаженный меч уже в руке, Нил и не заметил, когда рыцарь его обнажил, со страхом наблюдал, как он подошел к арке, а та, словно ощутив его присутствие, выросла в размерах.

Лоенгрин потрогал ее, с задумчивым видом поддел пальцем листья, отпустил, и они послушно опустились на прежнее место.

Нил все-таки поднялся, тоже вытащил клинок из ножен и пошел осторожными шагами. Внезапный холод пронзил его до пят, а нижняя челюсть запрыгала.

- Неужели... - прошептал он, - неужели...

Лоенгрин резко обернулся.

- Ты знаешь, что это?

- До...га...ды...ваюсь...

- Что?

Нил сказал дрожащим голосом:

- Мы совсем близко от Холма Эльфов!..

Лоенгрин огляделся, обнаженный меч в его руке все время хищно смотрел в сторону арки.

- Думаешь, они там?

- Но ведь... только что... ничего не было?

Вид у него был настолько потрясенный и перепуганный, что Лоенгрин напряг все мышцы и пригнулся с мечом в руке, готовый встретить вылетевшую оттуда орду клыкастых чудовищ.

Но увитая виноградными плетьми арка выглядит таинственной и манящей, никто из-под нее не выскакивает, аромат оттуда идет тонкий, нежный, едва уловимо чувственный...

- Что за Холм? - потребовал Лоенгрин. - В нем в самом деле живут эльфы? Их кто-нибудь видел?

- Так го...во...рят, - сказал Нил, подбородок его прыгал, будто за него часто и сильно дергают невидимые руки. - Ужас...ное... нечести...вое... проклятое...

- Они выходят? - потребовал Лоенгрин. - Нападают на людей? Забирают скот? Грабят путников?

Нил помотал головой.

- Нет... Говорят, раньше выходили по ночам... завлекали неосторожных песнями... Совокуплялись и утром... уходили...

Лоенгрин пробормотал:

- Значит, никакого ущерба?

Нил сказал хриплым голосом:

- Да, но... с кем вот так эльфы забавлялись... те тосковали днем и ночью, а потом бросали даже семьи и уходили в этот Грот...

Лоенгрин смерил взглядом довольно приметную арку, теперь выглядящую солидной, массивной, прочной.

- А почему никто не вторгся туда отрядом? Человек двести рыцарей со священником разнесут не только холм, но и гору!

- Она незрима, - ответил Нил торопливо. - Из людей могут войти лишь те, кого допускают.

Лоенгрин смерил злым взглядом арку, огляделся. Лес как лес, никаких примет, а холм - тоже обычный лесной холм, на нем растут как деревья, так и кусты с травой, только вот ближе к вершине эта арка с темным входом и странными ароматами, что тянутся изнутри.

Он оглянулся на коня, вернулся и набросил повод на сучок. Конь презрительно фыркнул, Лоенгрин покосился на него и зацепил понадежнее.